Обзор практики Конституционного Суда РФ по всем основным аспектам адвокатской деятельности - Жалобы в Конституционный Суд Российской Федерации

Ключевые правовые позиции Конституционного Суда о том, с какого момента у человека возникает право на доступ к получению помощи адвоката, изложены в Постановлении от 27 июня 2000 года № 11-П, а также в определениях от 20 декабря 2005 года № 473-О, от 15 ноября 2007 года № 924-О-О и от 9 февраля 2016 года № 214-О.

Постановлением Конституционного Суда от 27 июня 2000 года № 11-П положения статьи 41 УПК РФСФР были признаны не соответствующими Конституции, поскольку они предоставляли подозреваемому лицу пользоваться помощью защитника лишь с момента объявления ему протокола задержания либо постановления о применении меры пресечения в виде заключения под стражу. Свою позицию Суд мотивировал тем, что Конституция не связывает право на получение помощи адвоката (защитника) с формальным признанием лица подозреваемым либо обвиняемым, а конституционное право пользоваться помощью адвоката возникает с того момента, когда ограничение прав лица становится реальным. По мнению Суда, необходимость в правовой помощи возникает в силу одного лишь того обстоятельства, что конституционные права ограничены независимо от документального оформления такого ограничения.

«Удержание официальными властями, принудительный привод или доставление в органы дознания и следствия, содержание в изоляции без каких-либо контактов, а также какие-либо иные действия, существенно ограничивающие свободу и личную неприкосновенность», представляют собой примеры вмешательств в осуществление конституционных прав. Так как в правовом государстве недопустима ситуация произвольного усмотрения должностных лиц, реализация права на защиту и права пользоваться помощью адвоката (защитника) не должна быть поставлена в зависимость от усмотрения государственных органов.

В отношении части 2 статьи 51 УПК РСФСР, использовавшейся на практике для отказа адвокатам в ознакомлении с материалами дела до окончания следствия, Конституционный Суд дал общеобязательное толкование. Суд указал, что данная норма не должна применяться для ограничения права защитника до окончания расследования по уголовному делу знакомиться с протоколами следственных действий, произведённых с участием подзащитного до признания его подозреваемым. Кроме того, не должно быть ограничено право выписывать из материалов, с которыми защитник был ознакомлен, любые сведения в любом объёме. Отказ защитнику в ознакомлении с материалами следствия, которые были добыты с участием подозреваемого до признания его подозреваемым, не имеет разумного основания и не может быть оправдан интересами следствия.

Хотя часть 1 статьи 47 УПК РСФСР была признана не соответствующей Конституции, до того, как УПК РСФСР утратил силу, не были внесены какие-либо законодательные изменения для исполнения этого решения. Законодательство было приведено в соответствие с разъяснениями Конституционного Суда уже после ратификации Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Так, согласно пункту 1 статьи 2 Федерального закона от 20 марта 2001 года № 26-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Российской Федерации в связи с ратификацией Конвенции о защите прав человека и основных свобод», защитник допускается к участию в деле с начала осуществления действий, затрагивающих права и свободы лица, подозреваемого в совершении преступления.

Заявитель жалобы не обращался в суды общей юрисдикции для пересмотра дела. Постановлением Конституционного Суда от 27 июня 2000 года № 11-П руководствовался Верховный Суд, в частности, в определениях от 30 марта 2004 года № 4-о04-41 и 20 июня 2005 года № 45-Д05-9. Он подчеркнул, что позиция, выраженная в данном постановлении, в полной мере распространяется на отношения, регулируемые статьями 123 и 402 УПК РФ.

В дальнейшем позиция Конституционного Суда о том, что конституционные права, включая право на получение квалифицированной юридической помощи адвоката (защитника), гарантируются независимо от формального процессуального статуса лица, транслировались в определениях от 20 декабря 2005 года № 473-О, от 15 ноября 2007 года № 924-О-О и от 9 февраля 2016 года № 214-О. Предметами нормоконтроля в указанных определениях выступали Федеральный закон «Об оперативно-розыскной деятельности» (пункт 1 части 1 статьи 6), УПК РФ (пункт 13 части 4 статьи 47, пункт 1 части 2 статьи 75, часть 1 статьи 285), Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях (часть 4 статьи 29.6).

В Определении от 15 ноября 2007 года № 924-О-О Конституционный Суд указывал, что не может служить основанием для отказа лицу в удовлетворении ходатайства о предоставлении ему защитника то обстоятельство, что проводимые с его участием действия осуществлялись как оперативно-розыскные, а не как уголовно-процессуальные, то есть Суд конкретизировал позицию, изложенную ранее в постановлении. Кроме того, он обратил внимание на то, что зависимость прав только от формального статуса, но не от фактической необходимости в правовой помощи умаляет достоинство личности, которое является основой признания и уважения её прав и свобод.

В Определении от 9 февраля 2016 года № 214-О Конституционный Суд распространил действие позиций о праве на квалифицированную юридическую помощь на производство по делам об административных правонарушениях, подчёркивая, что это особенно касается тех случаев, когда привлечение лица к административной ответственности сопряжено с такой степенью реального вторжения в его права и свободы, которая сопоставима с мерами уголовно-правового воздействия. Позиции Конституционного Суда, выраженные в данном определении, использовались в судебной практике в качестве одного из оснований для отмены решения нижестоящего суда или административной комиссии. Например, Советский районный суд города Красноярска в Решении от 4 июня 2019 года № 12-324/2019 отменил решение нижестоящего суда. Похожим образом поступил Волгоградский областной суд в Решении от 27 ноября 2018 года по делу № 07-1459/2018, а также Приморский краевой суд в Решении от 22 октября 2018 года по делу № 12-538/2018. Несмотря на прогрессивный подход Конституционного Суда к данному вопросу, примеры правоприменительной практики, в которой суды общей юрисдикции дисквалифицируют результаты процессуальных действий, проведённых в отсутствие защитника, составляют единичные случаи. Сохраняется практика, при которой правоохранители запрещают защитникам присутствовать при проведении оперативно-разыскных мероприятий в отношении их доверителей, ссылаясь на то, что решение о допуске защитника не принималось. Проблема заключается не только в прямом игнорировании решений Суда, но и в отсутствии должной конкретизации в законах, в особенности в Федеральном законе «Об оперативно-розыскной деятельности». Иными словами, при изменении законов, регулирующих отношения, для участия в которых требуется помощь адвоката, очень редко учитываются позиции Конституционного Суда, которые существуют уже более двадцати лет.

Недопустимость препятствования допуску адвоката к участию в деле

Конституционное право на получение квалифицированной юридической помощи становится бессмысленным, если для допуска адвоката к делу создаются формальные преграды. Постановление Конституционного Суда от 25 октября 2001 года № 14-П закрепило принцип приоритета волеизъявления подзащитного и адвоката над волеизъявлением следователя по вопросу доступа адвоката к подзащитному: «Требование обязательного получения адвокатом (защитником) от лица или органа, в производстве которых находится уголовное дело, разрешения на допуск к участию в деле означает, по существу, что подозреваемый и обвиняемый могут лишиться своевременной квалифицированной юридической помощи, а адвокат (защитник) — возможности выполнить свои профессиональные и процессуальные обязанности, если получению такого разрешения препятствуют обстоятельства объективного (отсутствие следователя) либо субъективного (нежелание следователя допустить адвоката на свидание) характера».

Предпосылкой для такой позиции стало Постановление Конституционного Суда от 27 марта 1996 года № 8-П, в котором была дана оценка Закону Российской Федерации «О государственной тайне», так как суды общей юрисдикции и следователи отказывались допускать адвокатов к участию в делах о разглашении сведений, составляющих государственную тайну, если у адвоката не было допуска к ней. Статья 21 указанного закона была признана соответствующей Конституции, но её распространение на адвокатов, участвующих в качестве защитников в уголовном судопроизводстве, а также отстранение их от участия в деле в связи с отсутствием допуска к государственной тайне были квалифицированы как практика, не соответствующая Конституции.

Конституционный Суд разъяснил, что конституционное право гражданина на получение квалифицированной юридической помощи и право на самостоятельный выбор защитника не могут быть ограничены ни при каких обстоятельствах в силу прямого запрета Конституции (часть 3 статьи 56).

Во исполнение этого решения был принят Федеральный закон от 6 октября 1997 года № 131-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации “О государственной тайне”», который предусматривал допуск адвоката к сведениям, составляющим государственную тайну, без проведения проверочных мероприятий (статья 21.1 Закона РФ «О государственной тайне»).

В Определении от 22 апреля 2010 года № 596-О-О Конституционный Суд высказался о проблеме разрешительного порядка взаимодействия адвоката и его подзащитного, также ссылаясь на недопустимость формальных преград для реализации конституционного права на получение квалифицированной юридической помощи. Суд установил, что выполнение процессуальных обязанностей защитника предполагает наличие у него ордера на ведение уголовного дела конкретного лица и не ставится в зависимость от усмотрения должностного лица или органа, в производстве которых находится дело. Решение же об отводе защитника может основываться только на ограниченном перечне перечисленных в уголовно-процессуальном законе обстоятельств, исключающих его участие в деле. Конституционный Суд подчеркнул, что положения УПК РФ не должны рассматриваться как основания для введения разрешительного порядка реализации права адвоката иметь свидания с подозреваемым или обвиняемым, содержащимся под стражей. Иными словами, никакие мотивы следователя или суда не могут стать основанием для воспрепятствования допуску адвоката.

В другом деле перед Конституционным Судом ставился вопрос о соответствии Конституции норм УПК РФ и Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений». Определением от 23 июня 2016 года № 1432-О Суд ответил на ряд важных вопросов. Так, допустимое конституционно-правовое толкование всего уголовно-процессуального закона закрепляет уведомительный, а не разрешительный порядок вступления адвоката в дело в качестве защитника и не содержит каких-либо норм, наделяющих следователя полномочием выносить правоприменительные акты, которые разрешают защитнику участвовать в деле. Запрет разрешительного порядка распространяется и на свидания адвоката с подзащитным. То есть единственными документами, необходимыми для свидания, являются удостоверение адвоката и ордер, а администрации следственного изолятора запрещено ограничивать длительность и количество свиданий.

Определение Конституционного Суда отразилось в практике судов общей юрисдикции. Так, из Кассационного определения Девятого кассационного суда общей юрисдикции от 29 июля 2020 года по делу № 77-456/20202 следует, что прокурор, который посчитал соглашение между адвокатом и подзащитной фиктивным, обжаловал решение о допуске адвоката. Девятый кассационный суд общей юрисдикции, опираясь на позицию Конституционного Суда, пришёл к выводу о том, что выполнение обязанностей защитника предполагает наличие у него ордера и не может ставиться в зависимость от усмотрения должностного лица, в производстве которого находится дело. Кассационное представление прокурора было оставлено без удовлетворения.

Второй распространённой проблемой стали отказы адвокатам в посещении мест содержания под стражей, которые выносились, если следователь не передал администрации следственного изолятора сведения об участии адвоката в деле. В Определении Конституционного Суда от 25 октября 2016 года № 2358-О были даны разъяснения о том, что отсутствие указанных сведений не является основанием для отказа в предоставлении адвокату доступа в места содержания под стражей, в том числе для свиданий с подзащитным. Суд также уточнил, что «решение администрации места содержания под стражей об отказе в доступе адвоката (защитника) в место содержания под стражей, а равно отказе в продолжении его свидания с подозреваемым или обвиняемым должно быть обосновано установлением конкретных, указанных в законе обстоятельств». Кроме того, Конституционным Судом был выражен принципиальный подход, в рамках которого отношения между следователем и администрацией места содержания под стражей не должны влечь за собой возложение на иных участников уголовного судопроизводства каких-либо обременений, дополняющих процедуру вступления адвоката в уголовное дело в качестве защитника.

Данная позиция используется в судебной практике достаточно редко. В Апелляционном постановлении Московского городского суда от 26 октября 2017 года № 10-17818/2017 прокурор обжаловал решение о допуске адвоката. Он ссылался на непредставление адвокатом документов, подтверждающих волеизъявление самого подозреваемого на вступление адвоката в процесс и заявлял, что следователю не был предъявлен текст соглашения между адвокатом и доверителем. Московский городской суд, опираясь на определения Конституционного Суда от 22 апреля 2010 года № 596-О-О, от 23 июня 2016 года № 1432-О и от 25 октября 2016 года № 2358-О, пришёл к выводу, что нормы УПК РФ не могут служить основанием для следователя, в чьём производстве находится уголовное дело, принимать правоприменительные решения, разрешающие защитнику участвовать в деле. Кроме того, было отмечено, что никто не вправе требовать от адвоката и его доверителя предъявление соглашения об оказании юридической помощи для вступления адвоката в дело. Требования прокурора были отклонены.

Право адвоката собирать и предоставлять доказательства

В Постановлении от 7 июля 2020 № 33-П Конституционный Суд рассмотрел институт тайны совещания присяжных заседателей и выразил позицию о том, может ли присяжный свидетельствовать о правонарушениях, возникших в ходе совещания. Конституционный Суд отмечает, что УПК РФ относит нарушение тайны совещания коллегии присяжных при вынесении ими вердикта к значимым условиям нарушения уголовно-процессуального закона, которые влекут за собой отмену приговора. Вопрос о наличии или отсутствии данного нарушения следует разрешать в суде апелляционной инстанцией, используя обоснованные доводы и материалы.

Конституционный Суд разъяснил, что информация о изъявлении присяжными заседателями своего внутреннего мнения по рассматриваемому уголовному делу до вынесения вердикта, об их общении с не входившими в состав суда лицами по поводу фактических обстоятельства этого дела, о собирании материалов по делу вне суда, о стороннем вмешательстве в их деятельность при обсуждении вердикта и при голосовании и о нахождении в совещательной комнате иных лиц не может быть квалифицирована в качестве сведений, которые стали известны присяжным во время участия в уголовном судопроизводстве. Однако вместе с тем это свидетельствует о нарушении уголовно-процессуального законодательства или ином противоправном поведении присяжных заседателей и других лиц. Предпосылкой для оценки судом данной информации, в том числе для заявления ходатайств о приглашении в судебное заседание присяжных для выяснения обстоятельств о наличии нарушений тайны их совещания или иных нарушений УПК РФ при обсуждении и вынесении вердикта, может являться адвокатский опрос лиц (с их согласия), предположительно владеющих сведениями, относящимися к делу, по которому адвокат оказывает юридическую помощь.

Таким образом, по смыслу закона присяжные заседатели в соответствии с обоснованным ходатайством стороны, которая оспаривает приговор, могут быть приглашены в апелляционную инстанцию. Они вправе предоставить информацию об обстоятельствах, которые касались предполагаемых нарушений УПК РФ при обсуждении и вынесении вердикта, при этом не разглашая сведения, касающиеся процесса совещания и голосования.

Правовые позиции Конституционного Суда повлияли на практику Верховного Суда. Например, Судебная коллегия по уголовным делам в определении от 24 мая 2021 года № 45-ФП21-1СП сочла необходимым провести проверку доводов о незаконном воздействии на присяжных заседателей. При этом она приняла во внимание право присяжных предоставить сведения об обстоятельствах, которые касались предполагаемых нарушений УПК РФ при обсуждении и вынесении вердикта.

При вынесении апелляционного определения Судебной коллегии по уголовным делам от 14 сентября 2021 г. № 45-АПУ21-1СП во исполнение Постановления Конституционного Суда от 7 июля 2020 года № 33-П по жалобе гражданина Алиева адвокат Р.А. Алиева попыталась донести мысль о том, что обвинительный вердикт был вынесен присяжными под воздействием обвинительного уклона суда. Для проверки доводов была проведена служебная проверка, в ходе которой были получены объяснения присяжных заседателей, судебного пристава, секретарей судебного заседания. Некоторые из присяжных подтвердили факты нарушений, указанные в апелляционной жалобе адвоката. Тем не менее судебная коллегия не сочла доказательства убедительными и оставила приговор без изменений.

В Кассационном определении Судебной коллегии по уголовным делам от 28 декабря 2021 года № 33-УД21-12-А2 заявитель, руководствуясь позициями Конституционного Суда, указывал на то, что допрос в апелляционной инстанции старшины присяжных является неправомерным, так как есть возможность задать присяжному только те вопросы, которые связаны с нарушением тайны совещательной комнаты и оказанием давления на присяжных заседателей перед и во время вынесения вердикта. Однако Верховный Суд не нашёл противоречий позициям в проведении данного опроса, поскольку не обнаружил в показаниях свидетеля доказательств нарушения тайны совещательной комнаты либо оказанного на присяжных давления со стороны других лиц. Кроме того, по мнению Верховного Суда, свидетель не разглашал существо суждений, имевших место во время совещания коллегии присяжных заседателей.

В ещё одном Определении Судебной коллегии по уголовным делам от 28 декабря № 49-УД21-56сп-А4 Верховный Суд, принимая во внимание позиции Конституционного Суда о праве присяжных дать суду пояснения, не разглашая сведения о суждениях присяжных при голосовании по поставленным вопросам, указал, что старшина присяжных сообщил только об обстоятельствах, которые свидетельствуют о необъективности присяжного заседателя, но не нарушал тайну совещания присяжных заседателей.

В Определении от 9 июля 2020 № 1643-О Конституционный Суд повторно рассмотрел проблему сохранения тайны совещания присяжными заседателями. Так, Суд подтвердил, что информация об изъявлении присяжными заседателями своего внутреннего мнения по рассматриваемому уголовному делу до вынесения вердикта, не может быть квалифицирована в качестве сведений, которые стали известны присяжным во время участия в уголовном судопроизводстве. Вместе с тем, по мнению Суда, это свидетельствует о нарушении уголовно-процессуального законодательства или ином противоправном поведении присяжных заседателей и других лиц. Конституционный Суд признал жалобу не подлежащей дальнейшему рассмотрению в рамках процессуальной процедуры, так как для решения поставленного вопроса не требуется вынесения предусмотренного постановления.

Эта правовая позиция проявилась в Постановлении Президиума Верховного Суда от 17 февраля 2021 года № 124-П20 о возобновлении производства. Ошибка судебной коллегии по уголовным делам в виде истолкования указанной нормы УПК РФ, которое противоречит его конституционно-правовому смыслу, выявленному в Постановлении Конституционного Суда, повлекла за собой направление дела на новое рассмотрение.

Постановление Конституционного Суда от 7 июля 2020 № 33-П положительно оценивается в адвокатском сообществе, поскольку в нём разъясняется механизм практического использования такого инструмента защиты, как адвокатский опрос. Адвокаты отмечают, что благодаря данному определению адвокатские опросы можно будет использовать в качестве полноценного доказательства. Судебная практика приводит случаи опроса адвокатами присяжных заседателей в целях обоснования ходатайства об их вызове для опроса в суде апелляционной инстанции. В адвокатском сообществе считают, что с подходом Конституционного Суда следует согласиться, однако адвокату стоит быть предельно аккуратным, поскольку он рискует стать объектом обвинения в оказании давления на присяжных. В этой связи эксперты считают целесообразным, чтобы органы адвокатского самоуправления дали рекомендации, касающиеся проведения адвокатами опроса присяжных в рассматриваемой ситуации.

В Определении от 28 сентября 2021 года № 2082-О Конституционный Суд затронул проблему, связанную со сбором доказательств как стороной обвинения, так и стороной защиты. В соответствии со статьёй 86 УПК РФ этим занимаются следователи, дознаватели, прокуроры и суд. Они осуществляют сбор доказательств посредством проведения процессуальных действий. Однако подозреваемый и обвиняемый также вправе представлять письменные документы и предметы для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств, а защитник — собирать доказательства путём получения предметов, документов и иных сведений, опроса лиц с их согласия, истребования справок и характеристик. Защитник также имеет право привлекать специалистов.

По существу правовой позиции Конституционного Суда, которая была ранее изложена в ряде его решений, в том числе в постановлениях от 25 марта 2008 года № 6-П и от 26 февраля 2010 года № 4-П, однородные по своей правовой природе отношения в силу принципа юридического равенства должны регулироваться одинаковым образом. Тем самым привлечение к участию в деле специалиста, основания и порядок назначения и производства судебных экспертиз, их проверка и оценка в качестве доказательств подразумевают соблюдение одинаковых оснований, условий и правил.

Следовательно, право на судебную защиту не предполагает, что граждане по собственному усмотрению могут выбирать способ и процедуру осуществления данного права. Порядок уголовного судопроизводства является обязательным для суда и иных участников процесса и распространяется на институт экспертиз.

Так, специалист лишь высказывает своё суждение по заданным ему вопросам как в устном виде, что отражается в протоколе судебного заседания, так и в виде заключения, которое приобщается к материалам дела. При этом заключение специалиста не может подменять заключение эксперта, если оно требуется по делу, иное приводило бы к подмене процессуальных действий.

Указанные положения не нарушают права заявителя, потому что, по мнению Конституционного Суда, сторона защиты может ходатайствовать о проведении судебной экспертизы и назначении иных следственных действий, если обстоятельства имеют значение для данного уголовного дела. Отказ в производстве таких действий должен быть обоснован ссылками на конкретные доводы, подтверждающие неприемлемость доказательства. При этом Конституционный Суд не дал разъяснений о том, как эффективно защищаться от необоснованных отказов следственных органов и суда.

В Определении от 26 октября 2021 года № 2177-О Конституционный Суд рассмотрел вопрос, связанный с отсутствием возможности у стороны защиты самостоятельно оспаривать доказательства, представленные стороной обвинения. Ранее Конституционный Суд неоднократно отмечал, что гражданин не имеет права по собственному усмотрению выбирать способ и процедуру осуществления права на судебную защиту.

Так, специалист лишь высказывает своё мнение по заданному вопросу. Соответственно, его заключение не может подменять заключение эксперта. Иное приводило бы к подмене процессуальных действий и нарушению принципа равенства.

Стороне защиты не может быть отказано в производстве экспертизы и иных действий, если обстоятельство имеет существенное значение для дела. Отказ возможен лишь в определённых случаях (например, если доказательство является недопустимым или факт доказан совокупностью иных доказательств по делу).

Суд истолковал оспариваемое законоположение как не препятствующее стороне защиты приводить суду доводы, опровергающие заключение судебной экспертизы, проведённой по постановлению следователя, и обосновывать ходатайства о производстве дополнительной либо повторной судебной экспертизы. Он отметил, что данное законоположение не может расцениваться как нарушающее конституционные права заявителя в обозначенном им аспекте. Подобные выводы Конституционный Суд сделал, опираясь на суждения, высказанные специалистами, привлечёнными стороной защиты для разъяснения вопросов, связанных с оказанием юридической помощи. В итоге Суд отказался содержательно разрешить проблему, поставленную в жалобе.

Адвокаты оценили данное определение негативно, поскольку доля назначенных по ходатайству стороны защиты повторных и дополнительных экспертиз оказалась невероятно мала. В связи с этим считать определение Суда эффективным способом защиты не представляется возможным. Кроме того, зачастую сторона защиты знакомится с постановлением о назначении судебной экспертизы уже после её проведения, что исключает возможность поставить дополнительные вопросы. Высказываются мнения, что после вынесения такого определения у судов появилась утверждённая судебная практика, позволяющая в принципе не принимать во внимание заключения независимых специалистов как доказательства, полученные с нарушением закона, и, следовательно, недопустимые.

Запрет на разглашение данных предварительного расследования

В Определении от 6 октября 2015 года № 2443-О Конституционный Суд затронул вопрос, связанный с сохранением в тайне тех сведений, которые защитник получил в ходе предварительного расследования. Суд обозначил, что главными целями данного ограничения являются защита публичного интереса и охрана прав личности. Вместе с тем Конституционный Суд не провёл линию разграничения между допустимым ограничением прав адвоката и прав подзащитного, которое касается распространения информации в угоду публичному интересу.

По мнению Конституционного Суда, несанкционированное следователем или дознавателем разглашение данных предварительного расследования, даже если оно предпринято лицом в качестве стратегии своей защиты или связано с исполнением обязанностей защитника, не может быть признано как правомерное средство защиты прав подозреваемого, обвиняемого, так как ставит под угрозу нарушения прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства. Поэтому судебная практика и действия следователей исходят из приоритета публичного интереса, содержание которого формулируется следователем. В качестве исключения из этой императивной нормы следует то, что данная информация может быть предана гласности только с разрешения следователя, дознавателя и лишь в том объёме, в каком она будет признана допустимой, то есть если её разглашение не противоречит интересам предварительного расследования, а также правам и законным интересам участником уголовного судопроизводства. Таким образом, возможность адвоката привлекать внимание общественности к нарушениям уголовно-процессуальных прав поставлена в зависимость от потенциальных субъектов правонарушения.

Трактовка Конституционным Судом нормы, наделяющей защитника правом знакомиться с материалами уголовного дела и осуществлять с ними иные законные операции, выразилась в ограничительном толковании термина «законные операции». Для Конституционного Суда более приоритетной стала та норма, которая наделяет следователя полномочием самостоятельно направлять ход расследования и принимать решения о производстве процессуальных действий, а также закрепляет за ним обязанность сохранять тайну следствия. Суд пришёл к выводу, что полномочие следователя давать согласие на предание гласности сведений предварительного расследования автоматически преследует публичный интерес, а защитнику разрешено оглашать то, что прямо разрешено оглашать законом. Таким образом, Конституционный Суд не нашёл в оспариваемых законоположениях предпосылок к отказу в праве на судебную защиту лицам, чьи права были нарушены неправомерными действиями органов предварительного расследования.

Правовые позиции Конституционного Суда нашли своё отражение в судебной практике областного суда. Например, в Апелляционном постановлении Костромского областного суда № 22–111/2020 от 6 февраля 2020 года было указано, что требование о неразглашении сведений предварительного расследования не препятствует доступу участников уголовного судопроизводства к правосудию и не преследует цель умаления их конституционных прав, включая право на судебную защиту. Это заблокировало адвокату возможность эффективной защиты.

В Определении от 6 октября 2015 года № 2444-О Конституционный Суд снова затронул проблему, касающуюся неразглашения данных предварительного расследования. Согласно толкованию Конституционного Суда, уголовно-процессуальное законодательство допускает ознакомление участников уголовного судопроизводства на стадии предварительного расследования с процессуальными документами в той части, в какой осуществляемые процессуальные действия и решения касаются их прав и законных интересов. Вместе с этим лица, которые не являются участниками уголовного судопроизводства, также имеют право ознакомиться с процессуальными документами, однако лишь в той части осуществления ими права на обжалование решений и действий должностных лиц, выполняющих функции уголовного преследования, где эти действия и решения затрагивают их законные интересы.

В частности, Конституционный Суд отмечает, что подписка о неразглашении сведений предварительного расследования, которая даётся всем участниками уголовного судопроизводства, включая защитника, подразумевает принятие ими на себя обязательств. В перечень последних входит согласие на частичные временные ограничения, связанные с возможностью предания сведений предварительного расследования гласности только с разрешения следователя, дознавателя. Это, в свою очередь, предполагает осознание участниками уголовного судопроизводства ответственности за несанкционированное разглашение.

С другой стороны, из указанных правовых позиций Конституционного Суда следует, что на органы, осуществляющие уголовное преследование, и суды возлагается обязанность учитывать не только сам факт разглашения сведений предварительного расследования, но и суть разглашённых данных, их соотношение с интересами предварительного расследования и (или) правами и законными интересами участников уголовного судопроизводства, которым был причинён вред или которые находятся под угрозой причинения такого вреда. Цель этого состоит в том, чтобы оценить характер и степень общественной опасности исходя из конкретных условий времени, места и обстановки, в рамках которых было совершено деяние. Таким образом, в уголовном судопроизводстве обеспечивается баланс конституционно защищаемых ценностей, публичных и частных интересов, прав и законных интересов различных категорий граждан. Соблюдения подобного баланса требуют такие принципы, как справедливость, равенство и соразмерность, которые выступают критериями конституционной оценки правового регулирования в области прав и свобод человека и гражданина. Однако критерии для установления баланса отсутствуют в законе и в разъяснениях высших судебных инстанций, что влечёт за собой правовую неопределённость.

Адвокаты отмечают, что вопреки смыслу, заложенному в определении Конституционного Суда, следствие в некоторых случаях предлагает адвокату подписывать акты о неразглашении без определения в них, в соответствии со статьёй 161 УПК РФ, предмета «данных предварительного расследования» применительно к конкретному делу.

Право адвоката присутствовать в помещении доверителя, в котором проводится обыск

В Определении от 14 января 2020 года № 4-О Конституционный Суд разъяснил, что адвокат вправе присутствовать в помещении, где проводится обыск, независимо от волеизъявления должностного лица, проводящего обыск.

Такой вывод основан на постановлениях Конституционного Суда от 27 апреля 2001 года № 7-П, от 17 ноября 2016 года № 25-П и на принципе, заключающемся в том, лица, права которых затрагиваются (ограничиваются) следственными действиями и процессуальными решениями, не могут быть ограничены в праве на оказание им юридической помощи защитником.

Суд подчёркивает, что часть 11 статьи 182 УПК РФ закрепляет право адвоката лица, в помещении которого производится обыск, присутствовать при его проведении. Данному праву корреспондирует установленная частью 1 статьи 11 УПК РФ обязанность следователя обеспечивать возможность реализации этого правомочия. Тем не менее исполнение следователем данной обязанности не подразумевает приостановление обыска для обеспечения явки адвоката (см. определения Конституционного Суда Российской Федерации от 17 февраля 2015 года № 415-О, от 23 апреля 2015 года № 998-О и от 28 сентября 2017 года № 2240-О). Это распространяется как на адвокатов граждан, так и на адвокатов, действующих в интересах юридических лиц (например, собственников помещений, в которых проводится обыск). Следователь не управомочен запретить лицу, в чьём помещении проводится обыск, или защитнику, представляющему интересы такого лица, присутствовать при указанном следственном действии, а также не допустить их к участию в производстве указанного следственного действия после его начала. Кроме того, Конституционный Суд указал на обязательность занесения в протокол обыска всех замечаний и дополнений адвоката.

Требование о незамедлительном обеспечении права на помощь защитника не может распространяться на случаи проведения следственных действий, которые не связаны с дачей лицом показаний и подготавливаются, производятся без предварительного уведомления лица об их начале ввиду угрозы уничтожения или утраты доказательств. Однако это ограничение не исключает участия адвоката лица, в чьём помещении производится обыск, в данном следственном действии для оказания квалифицированной юридической помощи указанному лицу.

Однако о критериях наличия и отсутствия угрозы уничтожения или утраты доказательств Конституционный Суд не высказался, оставив, таким образом, в силе практику внезапных обысков. В итоге Конституционный Суд признал жалобу не подлежащей дальнейшему рассмотрению в рамках процессуальной процедуры, так как для решения поставленного вопроса не требуется вынесения предусмотренного постановления.

Эта позиция Конституционного Суда нашла своё отражение в практике общих судов как раз по тем вопросам, которые не были раскрыты в определении. Например, в Определении Первого кассационного суда общей юрисдикции от 15 июня 2022 года № 77–2832/2022 было отмечено, что «требование о незамедлительном обеспечении права на помощь адвоката (защитника) не может быть распространено на случаи проведения следственных действий, которые не связаны с дачей лицом показаний, подготавливаются и проводятся без предварительного уведомления лица об их проведении». Первый кассационный суд общей юрисдикции пришёл к выводу о том, что «проведение личного досмотра в отсутствие защитника не влечет признание указанного протокола недопустимым доказательством».

Адвокаты отмечают, что рассматриваемое определение иногда помогает в судебном порядке признавать незаконными недопуски адвокатов при проведении обыска. В то же время в некоторых случаях суды по-прежнему признают законными обыски, к участию в которых защитник не был допущен.

Отказ от защитника и отвод защитника

В Постановлении от 17 июля 2019 года № 28-П Конституционный Суд затронул вопрос, связанный с отказом подсудимого от помощи защитника по назначению, притом что в уголовном деле участвует защитник по соглашению. Суд отмечает, что право пользоваться услугами адвоката (защитника) является неотъемлемым правом в силу не только конституционно-правовых норм, но и норм международного права. Из этого следует, что каждый обвиняемый имеет право на необходимое время и возможность для подготовки своей линии защиты и общения с выбранным им защитником, а также право на то, чтобы защищать себя лично или посредством назначенного защитника. В случае если у обвиняемого нет защитника, он вправе быть уведомленным о вышеупомянутых возможностях и, когда интересы правосудия того требуют, в условия нехватки денежных средств пользоваться помощью назначенного ему защитника бесплатно.

Вместе с этим Конституционный Суд подчёркивает, что в силу публично-правовой природы право подозреваемого, обвиняемого на оказание юридической помощи, на выбор определённого защитника или на отказ от его помощи может быть ограничено в интересах правосудия, чтобы обеспечить быструю, справедливую и эффективную судебную защиту прав и законных интересов не только обвиняемого, подозреваемого, но и других участников уголовного судопроизводства. В том случае если назначенный защитник не устраивает подозреваемого, обвиняемого из-за его низкой квалификации, позиции по уголовному делу или по иной причине, он имеет право отказаться от его помощи, что, однако, не должно негативно сказываться на уголовном положении лица, привлекаемого к уголовной ответственности. В связи с этим дознаватель, следователь и суд обязаны выяснить у подозреваемого, обвиняемого причину отказа от назначенного защитника, объяснить правовые последствия такого отказа и при уважительности его причин предложить заменить защитника.

Уголовно-процессуальное законодательство напрямую не регулирует ситуацию, связанную с участием в деле защитника по назначению, от которого подозреваемый, обвиняемый отказывается, при одновременном участии в уголовном деле защитника по соглашению. Следовательно, данный отказ не может быть расценён как отказ от защитника вообще, потому что право подозреваемого, обвиняемого на получение юридической помощи должно быть обеспечено. В связи с этим положение о необязательности отказа от защитника для дознавателя, следователя и суда в данном случае не может применяться со ссылкой на защиту прав подозреваемого, обвиняемого.

Такой смысл статей 50 и 52 УПК РФ был выявлен Конституционным Судом. Впрочем, для дознавателя, следователя и суда сохранилась возможность оставлять без удовлетворения заявление лица об отказе от защитника по назначению при одновременном участии в деле защитника по соглашению — достаточно лишь установить признаки злоупотребления правом на защиту.

Заявитель, подавший жалобу, настаивал на исполнении Постановления Конституционного Суда в виде дисквалификации следственных действий, проведённых с участием адвоката по назначению. В Определении от 27 февраля 2020 года № 324-О-Р о разъяснении Постановления от 17 июля 2019 года № 28-П Конституционный Суд отказался разделять пожелания гражданина и написал, что повторное совершение процессуальных действий не требуется, «если присутствие в деле адвоката по назначению после непринятого отказа от него не сказалось отрицательно на защите обвиняемого с учетом разбирательства в целом». Как понять, сказалось ли отсутствие выбранного адвоката отрицательно или положительно, Конституционный Суд не пояснил и отметил, что выводы Постановления каких-либо неясностей не содержат и в разъяснении не нуждаются.

Эта правовая позиция Конституционного Суда проявилась практике Верховного Суда, кассационных и апелляционных судов. Так, в Кассационном определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда от 1 декабря 2021 года № 35-УД21-17-А1 Верховный Суд согласился с доводами заявителя, подкреплёнными позициями Конституционного Суда, о том, что право заявителя было нарушено, так как по причине болезни адвоката по соглашению в судебном заседании участвовал защитник по назначению, несмотря на возражения осуждённого. В Определении Третьего кассационного суда общей юрисдикции от 19 ноября 2019 года по делу № 77-1/2019 со ссылкой на подход Конституционного Суда было обозначено, что постановление о выплате денег адвокату по назначению, от которого подсудимый отказался, является неправомерным и подлежит отмене. Однако в Апелляционном определении Пятого апелляционного суда общей юрисдикции от 9 февраля 2021 года по делу № 55–28/2021 довод заявителя был признан необоснованным, несмотря на то что он основывался на правовой позиции Конституционного Суда. Пятый апелляционный суд посчитал, что участие адвоката по соглашению в судебных заседаниях, но не во всех следственных действиях, является достаточным условием для соблюдения позиции Конституционного Суда.

Эксперты критикуют рассматриваемое Постановление, отмечая, что Конституционный Суд фактически возлагает на адвоката по назначению функции обвинения, хотя тот должен только защищать своего доверителя. Отмечается также, что заметна тенденция к упрощению оснований для назначения защитников-дублёров. В частности, не единичны факты заявления самими адвокатами, действующими на основе соглашений, ходатайств о назначении их подзащитным защитника «для подстраховки», в связи с чем возникает масса этических вопросов, связанных с соблюдением требований Кодекса профессиональной этики адвоката. Сообщается и о случаях отклонения ходатайства подзащитного об отказе от защитника по назначению, несмотря на наличие позиции Конституционного Суда.

В Определении от 24 июня 2021 года № 1306-О, вынесенном в связи с жалобой гражданина Никитина, Конституционный Суд затронул тему отвода защитника от участия в уголовном деле. Постановлением следователя было исключено участие адвоката, защищающего интересы Никитина по соглашению, поскольку данный адвокат ранее оказывал юридическую помощь другому обвиняемому, который, в отличие от Никитина, признал свою вину.

Конституционный Суд отмечает, что, хотя Конституция и гарантирует каждому право на получение квалифицированной юридической помощи, это не означает безусловное право на самостоятельный выбор защитника, то есть на выбор любого лица по усмотрению обвиняемого, подозреваемого без учёта обстоятельств, которые исключают участие защитника в деле (см. определения Конституционного Суда от 21 декабря 2001 года № 304-О, от 9 ноября 2010 года № 1573-О-О, от 28 мая 2020 года № 1332-О и другие).

Конституционный Суд подчёркивает, что отношения защитника и доверителя должны носить доверительный характер. Именно поэтому адвокат не может одновременно защищать двух лиц, интересы которых противоречат друг другу. Уголовно-процессуальное законодательство в целях обеспечения качества оказываемой юридической помощи вводит запрет одному и тому же лицу являться одновременно защитником двух подозреваемых или обвиняемых, если интересы одного из них противоречат интересам другого лица, и закрепляет процедуру отвода. Следовательно, данное правовое регулирование не только не ограничивает права заявителя, но и выступает дополнительной гарантией защиты его прав и законных интересов. Кроме того, из законодательных норм не следует, что решение об отводе защитника принимается только исходя из предположений о возможностях появления противоречий между интересами в будущем. В связи с этим данные противоречия уже должны существовать на момент принятия решения об отводе (см. Определение Конституционного Суда от 9 ноября 2010 года № 1573-О-О).

Таким образом, Конституционный Суд вместо создания механизма, обеспечивающего приоритет интересов подзащитного, разъяснил, что можно отводить адвоката, даже если гражданин хочет, чтобы его защищал этот адвокат.

Режим свиданий адвокатов с подзащитными

В Постановлении от 26 декабря 2003 года № 20-П Конституционный Суд разрешил коллизию, возникающую между правом осуждённого, который выдворен в штрафной изолятор или переведён в помещение камерного типа, на ограниченное количество свиданий (статья 118 УИК РФ) и правом осуждённого, отбывающего наказание в виде лишения свободы, встречаться с адвокатом (статья 89 УИК РФ).

Конституционный Суд отмечает, что статья 48 Конституции определяет лишь начальный, но не конечный период реализации обвиняемым права на такую помощь. В связи с этим закреплённое право должно обеспечиваться обвиняемому на всех стадиях уголовного процесса, в частности при производстве в надзорной инстанции и при исполнении приговора. Следовательно, сам факт осуждения лица за совершение преступления и даже назначение ему в качестве санкции лишение свободы не могут служить достаточными основаниями для ограничения его в праве на защиту своих прав и законных интересов. Так, федеральный законодатель имеет право детализировать содержание данного права, устанавливать условия и порядок его осуществления, но при этом не должен допускать искажения его сути и введения таких его ограничений, которые не согласуются с конституционно значимыми принципами.

Суд подчёркивает, что часть 4 статьи 89 УИК РФ связывает предоставление возможности для встреч с защитником лишь с подачей осуждённым определённого заявления. Иных дополнительных ограничительных условий по предоставлению осуждённому лицу свиданий с адвокатом закон не закрепляет. Соответственно, администрация не вправе отказывать в удовлетворении заявления осуждённого о свидании с защитником. Тем самым данные положения подразумевают уведомительный характер процедуры, а не разрешительный. Вместе с этим из положений статьи 118 УИК РФ не вытекает никаких предписаний по регламентации получения осуждённым юридической помощи, так как они только устанавливают особые условия содержания осуждённых. Важно отметить, что законодатель различает свидания осуждённого с родственниками и его свидания с защитником. Так, действующее правовое регулирование содержит возможные ограничения для свидания с первыми, в то время как правовой режим встреч с адвокатом не требует такого регулирования, потому что право на подобные встречи является важным конституционным правом.

Таким образом, по конституционно-правовому смыслу в системе правовых норм положения части первой и пункта «г» части второй статьи 118 УИК РФ не могут быть расценены как допускающие возможность ограничения права осуждённого, переведённого в период отбывания наказания в виде лишения свободы в штрафной изолятор или помещение камерного типа, на встречи с защитником или иными лицами, имеющими право на оказание юридической помощи. В связи с этим данные положения были признаны соответствующими Конституции. Между тем они не предполагали, что установленные ими ограничения распространяются на свидания осуждённых с адвокатами и иными лицами, имеющими право на оказание юридической помощи, и тем самым не препятствовали получению ими квалифицированной юридической помощи.

Правовые позиции Конституционного Суда нашли своё воплощение в Решении Верховного Суда от 2 марта 2006 года № ГКПИ06-54, в котором пункт 83 Правил внутреннего распорядка исправительных учреждений от 3 ноября 2005 года был признан частично недействительным (в части предоставления свиданий с защитником в нерабочее для осуждённого время), так как законодатель не установил ограничений на встречи осуждённых с защитником в рабочее для осуждённых время, а ограничил только их продолжительность. Согласно позиции Верховного Суда, нормативные правовые акты ниже уровня федерального закона, определяя процедуру реализации указанного права, не могут ограничивать выполнение адвокатом процессуальных обязанностей защитника обстоятельствами, не перечисленными в уголовно-процессуальном законе. Кроме того, в апелляционных определениях Белгородского областного суда от 11 июня 2013 по делу № 33–1920 и от 3 сентября 2014 по делу № 33–3576/2014 и в Апелляционном определении Саратовского областного суда от 7 июля 2016 по делу № 33а-4628 суды указали на то, что отказ в предоставлении свиданий с лицами, не имеющими статус адвоката, является законным по причине непредоставления соответствующих доказательств.

Данные «Адвокатской газеты» также свидетельствуют о том, что в законодательстве существует пробел в части определения иных лиц, имеющих право на оказание юридической помощи, что влечёт за собой возможность произвольных отказов в предоставлении свиданий с осуждённым.

Конфиденциальный характер отношений адвоката с подзащитным

В Постановлении от 29 ноября 2010 года № 20-П Конституционный Суд затронул проблему, которая касается цензуры, осуществляемой в отношении взаимодействия подозреваемых, обвиняемых со своими защитниками со стороны администрации места лишения содержания под стражей.

Конституционный Суд отмечает, что важной составляющей права на получение квалифицированной юридической помощи является конфиденциальный характер сведений, которые доверитель сообщает адвокату. В связи с этим обеспечение конфиденциальности данной информации расценивается как один из основных ориентиров и сущностных признаков адвокатской деятельности. Тем не менее право заключённого лица на конфиденциальный характер отношений со своим защитником не является абсолютным, поэтому его ограничения, которые связаны с отступлениями от адвокатской тайны, допустимы лишь при условии их адекватности и соразмерности и могут быть оправданы лишь необходимостью обеспечения целей, указанных в части 3 статьи 55 Конституции.

Цензура переписки подозреваемых и обвиняемых, содержащихся под стражей, с избранными ими адвокатами может иметь место только в исключительных случаях, а именно при наличии у администрации места содержания под стражей обоснованных оснований и подозрений в злоупотреблении правом со стороны как защитника, так и лица, которому оказывается юридическая помощь. Следовательно, гарантии конфиденциальности распространяются лишь на те отношения подозреваемых и обвиняемых со своими адвокатами (защитниками), которые не выходят за рамки оказания собственно профессиональной юридической помощи и не нарушают установленный законом порядок. Поэтому администрация следственного изолятора имеет право осуществить цензуру переписки подозреваемого или обвиняемого, находящегося под стражей, со своим адвокатом (защитником), но только при условии, что имеются достаточные и разумные основания предполагать наличие в переписке недозволенных вложений (что проверяется только в присутствии самого этого лица) или имеется обоснованное подозрение в том, что защитник злоупотребляет своей прерогативой на адвокатскую тайну и что данная переписка ставит под угрозу безопасность следственного изолятора или носит какой-либо иной незаконный характер. В этом случае администрация должна принять мотивированное решение об осуществлении цензуры и письменно зафиксировать ход и результаты предпринятых действий.

Таким образом, положения статей 20 и 21 Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» должны расцениваться как допускающие цензуру переписки подозреваемых и обвиняемых, содержащихся под стражей, со своими адвокатами лишь в тех случаях, когда у администрации следственного изолятора есть достаточные и разумные основания предполагать наличие в переписке недозволенных вложений либо имеется обоснованное подозрение в том, что адвокат злоупотребляет своей прерогативой на адвокатскую тайну либо что такая переписка ставит под угрозу безопасность следственного изолятора или носит какой-либо иной незаконный характер. Оспариваемые положения признаны соответствующими Конституции.

Правовые позиции Конституционного Суда нашли своё отражение в Определении Девятого кассационного суда общей юрисдикции от 19 мая 2020 года № 88–3488/20, в рамках которого суд отменил решение нижестоящего суда, принимая во внимание позицию Конституционного Суда. Одновременно с этим Девятый кассационный суд общей юрисдикции подчеркнул, что сведений о наличии оснований для проверки корреспонденции, а также письменного оформления её хода не было предоставлено, поэтому был сделан вывод о необоснованной цензуре переписки. Кроме того, в Апелляционном определении Верховного суда Республики Коми от 20 июля 2013 года № 33-3263/2013 суд обратился к позиции Конституционного Суда, рассматривая вопрос о цензуре корреспонденции, направленной осуждённому, а не заключённому под стражу лицу. Такое применение постановления Конституционного Суда позволяет необоснованно расширить круг случаев, в которых допустима цензура переписки с адвокатом.

Практика указывает на случаи вынесения адвокату дисциплинарного взыскания за отказ предоставить для цензуры рукописи, полученные ею от доверителя, при том что необходимость цензуры переписки администрацией СИЗО обоснована не была.

Адвокаты отмечают, что необходима презумпция добросовестности адвоката, которая не позволит сотрудникам ФСИН изымать документы из адвокатского досье без достаточных доказательств нарушений со стороны адвоката (например, того, что адвокат носит письма от родственников). Однако в данный момент проблема изъятия переписки у адвокатов сохраняется.

В Определении от 11 апреля 2019 года № 863-О Конституционный Суд исследует запрет на проведение допроса в отношении адвоката об обстоятельствах, которые стали ему известны в связи с оказанием юридической помощи. В своей жалобе заявители оспаривали конституционность статей 38, 88, 113, 125 и части 1 статьи 152 УПК РФ, а также части 2 статьи 7 Федерального закона «О Следственном комитете Российской Федерации». По их мнению, неконституционность норм заключается в том, что нормы позволяют производить в отношении адвоката оперативно-разыскные мероприятия и следственные действия, включая наблюдение за адвокатом, возможность его задерживать осуществлять привод на допрос в качестве свидетеля, допрашивать в качестве свидетеля и применять иные подобные меры без предварительного решения суда.

В своих решения Конституционный Суд не раз отмечал, что неотъемлемой частью права на квалифицированную юридическую помощь является конфиденциальный характер сношений и контактов доверителя с защитником (см., например, постановления Конституционного Суда от 29 ноября 2010 года № 20-П, от 17 декабря 2015 года № 33-П, определения Конституционного Суда от 6 июля 2000 года № 128-О, от 8 ноября 2005 года № 439-О, от 29 мая 2007 года № 516-О-О и другие). Эта позиция также следует из международно-правовых обязательств Российской Федерации, которые были закреплены в таких актах, как Основные принципы роли юриста 1990 года (были приняты на восьмом Конгрессе ООН), стандарты независимости юридической профессии Международной ассоциации юристов 1990 года, Кодекс поведения для юристов в Европейском сообществе 1998 года.

Суд подчеркнул, что запрет на проведение допроса адвоката об обстоятельствах, которые стали ему известными в связи с оказанием юридической помощи, распространяется лишь на те отношения, которые не выходят за границы оказания помощи (исключительно помощи!). То есть не связаны с нарушениями, носящими уголовно противоправный характер, не только со стороны адвоката, но и со стороны его доверителя. Следовательно, вмешательство органов государственной власти во взаимоотношения подозреваемого, обвиняемого с избранным им защитником может иметь место в исключительных ситуациях. Такими случаями могут выступать злоупотребление правом со стороны адвоката и злонамеренное использование данного права со стороны лица, которому оказывается юридическая помощь.

Допрос защитника в качестве свидетеля, который тем более связан с его принудительным приводом, проведённым без предварительного судебного решения, создаёт реальную угрозу для адвокатской тайны. Последующий судебный контроль зачастую не способен восстановить нарушенное право доверителя на юридическую помощь: ни признание протокола допроса недопустимым доказательством, ни возвращение отведённому адвокату статуса защитника, ни привлечение следователя к ответственности не могут восполнить урон, нанесённый данному конституционному праву, притом что разглашённая адвокатская тайна уже могла быть использована стороной обвинения в тактических целях.

Таким образом, в силу правового режима, который сформировался в российском законодательстве, положения статьи 113 УПК РФ не подразумевают привод адвоката к следователю для его допроса в качестве свидетеля об обстоятельствах, которые стали ему известны в связи с оказанием им юридической помощи, без предварительного судебного решения. Конституционный Суд пришёл к выводу, что осуществление таких процессуальных действий в отношении адвоката само по себе не может служить основанием для отстранения этого адвоката от дальнейшего участия в качестве защитника в данном уголовном деле. В итоге Конституционный Суд признал жалобу не подлежащей дальнейшему рассмотрению в рамках процессуальной процедуры, так как для решения поставленного вопроса не требуется вынесения постановления. Иными словами, Суд ограничился выявлением конституционно-правового смысла нормы.

Правовые позиции Суда из данного определения нашли своё отражение в судебной практике. Так, в Апелляционном определении Московского городского суда от 25 августа 2020 года по делу № 10–14448/2020 суд отказал адвокату в принятии жалобы о незаконном допросе при отсутствии судебного решения. Он отметил, что фактически обжалуется решение должностного лица о добровольной, а не принудительной явке и вызове на допрос, в связи с чем ссылки на позицию Конституционного Суда необоснованны. Далее в Постановлении Президиума Ярославского областного суда от 10 июля 2019 года № 44у-72/2019 было отменено постановление нижестоящего суда. В этом случае судьи оперировали ссылкой заявителя на позиции Конституционного Суда из данного определения. Вместе с этим в Апелляционном определении Ростовского областного суда от 23 декабря 2019 года по делу № 22–7021/2019 были исключены показания свидетеля, имеющего статус адвоката. Ростовский областной суд, ссылаясь на указанное определение, пришёл к выводу, что основания для допроса адвоката отсутствовали и допрос адвоката по ходатайству стороны обвинения нельзя признать законным.

Адвокаты отмечают, что правовую позицию Конституционного Суда, которая касается порядка рассмотрения ходатайства следователя о вызове адвоката для допроса, целесообразно закрепить на уровне закона или по крайней мере постановления Пленума Верховного Суда. Иное же создаёт простор для злоупотреблений со стороны сотрудников правоохранительных органов.

Производство следственных действий в отношении адвоката

Конституционный Суд в Постановлении от 17 декабря 2015 года № 33-П рассмотрел вопросы о проведении обыска в помещениях, используемых адвокатом для осуществления адвокатской деятельности, об определении объектов, подлежащих обнаружению и изъятию в ходе обыска в рамках уголовного дела. В данном деле заявители оспорили конституционность положений пункта 7 части 2 статьи 29, части 4 статьи 165, части 1 статьи 182 УПК РФ. По мнению заявителей, оспариваемые нормы позволяли удовлетворять ходатайства следователя об изъятии у адвоката в помещении адвокатского образования материалов, составляющих адвокатскую тайну, а также определять конкретные объекты, подлежащие изъятию в ходе обыска в рамках уголовного дела, в котором подозреваемым, обвиняемым является доверитель адвоката. Соответственно, такое регулирование несоразмерно ограничивает конституционные права и препятствует профессиональной деятельности адвоката.

В данном постановлении Конституционный Суд не нашёл противоречия оспариваемых положений Конституции, однако выявил их конституционно-правовой смысл. При этом Суд не исключил, что федеральный законодатель вправе установить дополнительные гарантии адвокатской деятельности, не принимаемые во внимание в ходе проведения обыска, при котором предполагается доступ к материалам адвоката и возможность получения сведений, составляющих адвокатскую тайну. В этом же постановлении Конституционный Суд указал, что правоприменительные решения по делам заявителей подлежат пересмотру, но при условии, что рассмотренные нормативные положения применялись в истолковании, которое расходится с установленным в решении конституционно-правовым смыслом.

Кроме того, Суд снова отметил важность права на получение квалифицированной юридической помощи, которое признаётся в качестве одного из основных прав человека не только на конституционном уровне (часть 1 статьи 45, часть 1 статьи 48 Конституции), но и в соответствии с международно-правовыми актами (подпункты «b», «d» пункта 3 статьи 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, подпункт «c» пункта 2 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод). При этом основной составляющей данного права является обеспечение конфиденциальности сведений, сообщаемых адвокату его доверителем, которая является гарантией законных интересов доверителя. Обеспечение конфиденциальности сведений в том числе предполагает обеспечение права на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну лица, запрет на сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия, обеспечение презумпции невиновности обвиняемого. Кроме того, оно включает в себя право не свидетельствовать против самого себя, устанавливающее запрет на принудительное изъятие и использование подобных свидетельств, если они были ранее доверены лицом адвокату под условием сохранения их конфиденциальности.

Конституционный Суд напомнил, что такое право не является абсолютным и может подлежать разумному ограничению при соблюдении определённых критериев, а также при сохранении разумного баланса между требованиями интересов общества и необходимыми условиями защиты основных прав личности, указанными в части 3 статьи 55 Конституции. Кроме того, не должно допускаться искажение существа данного права (об этом говорилось в Постановлении Конституционного Суда от 14 мая 2003 года № 8-П и в Определении Конституционного Суда от 8 ноября 2005 года № 439-О). Следовательно, вмешательство органов государственной власти во взаимоотношения подозреваемого, обвиняемого с его адвокатом (защитником) может иметь место лишь в исключительных случаях, а именно при наличии обоснованных подозрений в злоупотреблении правом со стороны адвоката и в злонамеренном его использовании со стороны лица, которому оказывается юридическая помощь. Кроме того, Суд отмечал, что ознакомление представителей государственной власти с такими материалами в полном объёме без обоснования предшествующих злоупотреблений правом на юридическую помощь является произвольным посягательством на права защиты (см. Постановление Конституционного Суда от 29 ноября 2010 года № 20-П).

Анализируя содержание оспариваемых статей на предмет соответствия их защищаемым Конституцией правам и законным интересам, Конституционный Суд приходит к выводу, что их содержание предполагает необходимость наличия предварительного судебного контроля в отношении производства обыска в целях обнаружения и изъятия орудий, оборудования или иных средств совершения преступления, а также предметов, документов и ценностей, которые могут иметь значение для уголовного дела.

По поводу вопроса о проведении обыска в помещении, которое используется для адвокатской деятельности, Конституционный Суд в Определении от 8 ноября 2005 года № 439-О отметил, что адвокатская тайна подлежит обеспечению и защите в том числе в связи с реализацией своих полномочий адвокатом, а также теми, кто оказывает гражданам и юридическим лицам консультативную помощь. При этом Суд отметил, что УПК РФ не имеет безусловного приоритета над остальными федеральными законами. Соответственно, при установлении тех или иных правовых гарантий прав и свобод граждан следует обращаться к специальным законам, которым и является Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Этот закон также предусматривает охрану адвокатской тайны в случаях проведения обыска, что составляет, по мнению Конституционного Суда, нормативное единство с положениями УПК РФ.

Далее Суд дополнительно отмечает, что гарантии конфиденциальности должны распространяться на те отношения подозреваемых, обвиняемых со своими адвокатами (защитниками), которые не выходят за рамки оказания собственно профессиональной юридической помощи доверителю. Соответственно, под режим адвокатской тайны могут подпадать только те предметы и документы, которые получены или созданы адвокатом без нарушений уголовно противоправного характера в рамках отношений, связанных с оказанием квалифицированной юридической помощи. Помимо этого, адвокатская тайна не распространяется на материалы, свидетельствующие о наличии в отношениях между адвокатом и его доверителем (или в связи с этими отношениями) признаков преступления, поскольку иначе ставился бы под сомнение правомерный характер действий адвоката и (или) его доверителя.

Таким образом, проведение следственных действий, включая производство всех видов обыска, в отношении адвоката допускается только по судебному решению, отвечающему, как следует из части 4 статьи 7 УПК РФ, требованиям законности, обоснованности и мотивированности. Так, в решении должны быть указаны конкретный объект обыска и данные, служащие основанием для его проведения. Это необходимо для того, чтобы обыск не приводил к получению информации о тех клиентах, которые не имеют непосредственного отношения к уголовному делу (см. Определение Конституционного Суда от 8 ноября 2005 года № 439-О). Соответственно, санкционирование судом обыска в отношении адвоката предполагает необходимость конкретизации в соответствующем судебном решении отыскиваемого объекта (предмета, документа), что позволяет исключить необоснованное исследование (обследование), изъятие (копирование) предметов, документов, материалов, не указанных в судебном решении.

Конституционный Суд также отмечает, что согласно части 5 статьи 182 УПК РФ до начала обыска разрешается добровольно выдать подлежащие изъятию предметы, документы и ценности, которые могут иметь значение для уголовного дела. В случае если они выданы добровольно и нет оснований опасаться их сокрытия, следователь вправе не производить обыск. Таким образом, адвокат имеет право добровольно выдать прямо указанные в решении суда объекты, содержание которых не составляет адвокатскую тайну. В случае отказа адвоката выдать «отыскиваемые» предметы, ценности или документы, в независимости от причины подобного отказа, следователь продолжает обыск в порядке, предусмотренном статьёй 182 УПК РФ, соблюдая гарантии адвокатской и иной охраняемой федеральным законом тайны.

Так, обыск, связанный с доступом к материалам адвокатского производства, возможен только на основании судебного решения, в котором должны быть указаны конкретные объекты поиска и изъятия; органы, осуществляющие уголовное преследование, при исследовании не могут изымать такие материалы адвокатского производства в отношении доверителя, которые содержат сведения, не выходящие за рамки оказания собственно профессиональной юридической помощи как по уголовному делу, в котором адвокат является защитником, так и по каким-либо другим делам, находящимся в производстве адвоката. Подразумеваются материалы, не связанные непосредственно с нарушениями со стороны как адвоката, так и его доверителя, совершёнными в ходе производства по данному делу и имеющими уголовно противоправный характер, с другими преступлениями, совершёнными третьими лицами, либо с нарушениями, которые состоят в хранении орудий преступления или предметов, которые запрещены к обращению или оборот которых ограничен на основании закона. Кроме того, в ходе обыска в помещениях, используемых для осуществления адвокатской деятельности, запрещается видео-, фотосъёмка и иная фиксация материалов адвокатских производств в той их части, которая составляет адвокатскую тайну.

Данная позиция нашла своё отражение в Постановлении Президиума Верховного Суда от 14 июля 2021 года № 95П21, согласно которому в постановлении о производстве обыска указано достаточно для того, чтобы предполагать нахождение в обыскиваемом помещении дела о взыскании денежной суммы по фиктивному договору купли-продажи. Это свидетельствует о нарушениях со стороны адвоката, а потому данное дело не может подпадать под режим адвокатской тайны. По этой причине Президиум признал, что установленное Европейским Судом по правам человека нарушение статьи 8 Конвенция о защите прав человека и основных свобод не является основанием для отмены судебных актов по данному делу.

Выводы Конституционного Суда также были использованы в Апелляционном постановлении Иркутского областного суда от 21 апреля 2020 года № 22-1090/2020, согласно которому суд признал незаконным изъятие адвокатских производств в ходе обыска, в связи с чем решение суда первой инстанции было отменено.

По рекомендации Конституционного Суда законодатель всё же внёс изменения в УПК РФ. В соответствии с Федеральным законом от 17 апреля 2017 года № 73-ФЗ в УПК РФ была включена статья 450.1, регулирующая особенности производства обыска в отношении адвоката. В ней закреплена возможность проведения обыска в отношении адвоката только после возбуждения в отношении адвоката уголовного дела или привлечения его в качестве обвиняемого, а также обязательность указания в постановлении судьи конкретных отыскиваемых объектов. Пояснительной запиской к законопроекту также отмечалось, что закрепление в УПК РФ требований к проведению обыска в отношении адвоката было осуществлено во исполнение Постановления Конституционного Суда, содержащего ряд минимально необходимых требований к соблюдению конфиденциальности адвокатской деятельности при проведении в отношении адвоката отдельных следственных действий.

В адвокатском сообществе высказывались несколько позиций по поводу этого решения. Согласно одной из них, модель проведения обыска у адвоката в настоящее время недоработана, что позволяет следствию изымать те или иные материалы, даже если они не охватываются судебным решением о разрешении обыска у адвоката. Кроме того, высказывались опасения, что позиции Конституционного Суда могут быть истолкованы правоприменителем, наоборот, как ограничение адвокатской тайны. В связи с этим адвокатская палата Санкт-Петербурга выступила с инициативой о дополнительной защите адвокатской тайны при обысках у защитников.

В другом Постановлении от 20 июля 2021 года № 38-П Конституционный Суд рассмотрел конституционность положений части 6 статьи 34 Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», которые регулируют вопросы проведения досмотра вещей и одежды при входе и выходе с территорий мест содержания под стражей, а также досмотр въезжающих и выезжающих транспортных средств, изъятие предметов, веществ и продуктов питания, запрещённых к хранению и использованию подозреваемыми и обвиняемыми.

По мнению заявителя, который является адвокатом, содержание оспариваемой нормы несоразмерно ограничивает его права, противоречит части 2 и 3 статьи 55 Конституции, поскольку при нахождении на территории следственного изолятора адвокат подвергается повторному личному досмотру без составления и вручения протокола, в котором были бы отражены причины досмотра, а также зафиксированы его ход и результаты. Кроме того, оспариваемая норма без достаточных на то оснований устанавливает неравенство, в рамках которого допускается личный осмотр защитников подозреваемых, обвиняемых и не допускается подобная процедура в отношении лиц, которые осуществляют уголовное преследование.

Проанализировав смысл и содержание оспариваемой нормы, Конституционный Суд в Постановлении от 20 июля 2021 года № 38-П пришёл к выводу о том, что указанное положение не противоречит Конституции.

Конституционный Суд рассматривал положения указанной статьи в той мере, в какой в системе действующего правового регулирования на её основе решается вопрос о необходимости письменного оформления оснований, хода и результатов досмотра вещей и одежды адвоката при посещении им места содержания под стражей для выполнения своих профессиональных обязанностей по оказанию юридической помощи подозреваемому или обвиняемому, заключённому под стражу.

Рассматривая конституционность оспариваемых норм, Суд подчеркнул их особую правовую природу в части досмотра вещей и одежды адвоката, который осуществляется в связи с подозрением в попытке проноса защитником запрещённых предметов, веществ и продуктов питания. Это подозрение может возникнуть по результатам контроля, осуществляемого техническими средствами при входе на режимный объект (при выходе с него), путём визуального наблюдения, а также на основе другой информации, причём как непосредственно при прохождении контрольно-пропускного пункта, так и при нахождении в других помещениях следственного изолятора.

Суд пришёл к следующим выводам:

Во-первых, поскольку досмотр вещей и одежды адвоката в связи с наличием достаточных оснований подозревать его в попытке проноса запрещённых предметов, веществ и продуктов питания находится за пределами обычного прохождения контроля (досмотра) с использованием технических средств при посещении следственного изолятора, в данном случае в целях защиты прав адвокатов должна быть предусмотрена возможность фиксации оснований, хода и результатов такого досмотра.
Во-вторых, степень вторжения в права лица при проведении только досмотра вещей и одежды предполагается менее высокой, чем при личном досмотре. По мнению Конституционного Суда, это позволяет досматривать вещи и одежду без вынесения специального решения и без фиксации оснований, хода и результатов досмотра.
В-третьих, адвокат не должен быть лишён возможности потребовать документальной фиксации досмотра вещей и одежды, осуществляемого в связи с подозрением его в попытке проноса запрещённых предметов, веществ и продуктов питания. Возможность такого требования позволяет адвокату, в частности, реагировать на случаи, когда досмотр может, по его предположению, трансформироваться из досмотра вещей и одежды в личный досмотр.

Кроме того, Конституционный Суд также отметил, что со своей стороны федеральный законодатель не лишён возможности более подробно урегулировать проведение досмотра в отношении лиц, посещающих места содержания под стражей.

Таким образом, Конституционный Суд в своём решении пришёл к выводу о том, что часть 6 статьи 34 Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» соответствует Конституции, поскольку оспариваемые нормы предполагают, что при таком досмотре по требованию адвоката должна осуществляться письменная фиксация оснований, хода и результатов соответствующих действий. Судом также было отмечено, что при наличии видеофиксации досмотра вещей и одежды адвоката соответствующие записи должны сохраняться вне зависимости от требования адвоката как минимум в течение срока на судебное обжалование законности такого досмотра, а их копии должны предоставляться адвокату по его требованию в течение этого срока.

Поскольку оспариваемое законоположение было признано соответствующим Конституции, изменения в законодательство внесены не были.

Адвокаты же отмечают важное значение данного постановления в части появления у защитников дополнительных гарантий и в этом аспекте оценивают анализируемое постановление положительно. Высказываются мнения, что данное постановление способствует улучшению ситуации с посягательствами на адвокатскую тайну. В то же время эксперты отмечают, что Конституционный Суд подробно остановился на ограничениях прав адвокатов, добавив конструктивное разъяснение о том, почему и как их можно и даже нужно ограничивать, что оставляет негативное впечатление.

В Определении от 8 ноября 2005 года № 439-О Конституционный Суд рассматривал конституционность статей 7, 29, 182, 183 УПК РФ. По мнению заявителей, положения УПК РФ, не предусматривая обязательное получение решения суда для проведения обыска и выемки в помещениях, которые используются для адвокатской деятельности, ограничивает возможность соблюдения адвокатской тайны. Следовательно, нарушаются положения Конституции о праве на неприкосновенность частной жизни (часть 1 статьи 23), о праве адвоката на занятие избранной деятельностью (часть 1 статьи 37) и о праве каждого на получение квалифицированной юридической помощи (часть 1 статьи 48).

Причиной обращения в Конституционной Суд стали проведение обыска и изъятие ряда документов адвокатского бюро. По мнению прокуратуры, в помещении адвокатского бюро изготавливаются и хранятся поддельные документы. Постановление следователя о проведении обыска было обжаловано, однако суды общей юрисдикции отказали заявителям. В своих аргументах адвокаты ссылались на положения пункта 3 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Согласно указанному положению, обыск в служебном помещении, которое используется для адвокатской деятельности, может быть произведён только на основании судебного решения.

Конституционный Суд напомнил, что в своей практике он уже указывал на то, что федеральный законодатель вправе установить приоритет УПК РФ перед иными федеральными законами в регулировании уголовно-процессуальных отношений (см. Постановление Конституционного Суда от 29 июня 2004 года № 13-П). Вместе с тем данный приоритет не может быть признан безусловным. Так, Конституционный Суд снова подчеркнул, что в случае коллизии законов приоритет УПК РФ действует лишь при том условии, что речь идёт о правовом регулировании уголовно-процессуальных отношений, поскольку в соответствии со статьёй 71 (пункт «о») Конституции во взаимосвязи с её статьями 10, 49, 50, частью 1 статьи 76 и частью 2 статьи 118 уголовное судопроизводство представляет собой самостоятельную сферу правового регулирования и установление новых норм, по общему правилу, должно быть согласовано с УПК РФ.

Помимо этого, Конституционный Суд подчеркнул, что о безусловном приоритете норм уголовно-процессуального законодательства не может идти речь и в случаях, когда в иных законодательных актах устанавливаются дополнительные гарантии прав и законных интересов отдельных категорий лиц, обусловленные в том числе их особым правовым статусом. Соответственно, статья 7 УПК РФ по своему конституционно-правовому смыслу не исключает применение в ходе производства процессуальных действий норм иных законов, если этими нормами закрепляются гарантии прав и свобод участников соответствующих процессуальных действий.

По вопросу конституционности статей 29 и 182 УПК РФ в решении сказано, что их положения в части, которая касается определения оснований и порядка производства следственных действий, в том числе обыска, в отношении адвокатов, а также отдельных категорий лиц, не содержат указания на обязательность судебного решения в качестве условия для производства обыска в служебных помещениях, которые используются для адвокатской деятельности, однако они закрепляют прямое требование о получении судебного решения только для производства обыска в жилище.

При этом Конституционный Суд подчеркнул: это означает, что данные положения исключают необходимость получения соответствующего судебного решения в случаях, предусмотренных пунктом 3 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации».

Таким образом, Конституционный Суд пришёл к выводу, что статьи 29 и 182 УПК РФ не могут рассматриваться как нарушающие гарантированные статьями Конституции права заявителей. Положения статьи 183 УПК РФ, определяющей основания и порядок производства выемки, не были рассмотрены Конституционным Судом РФ, поскольку каких-либо доказательств её применения в деле заявителей не было представлено.

Правовые позиции Конституционного Суда были впоследствии использованы в судебной практике. Так, в Апелляционном определении от 22 августа 2018 года № 33-36939/2018 Московский городской суд указал на то, что в соответствии с позицией Конституционного Суда сам по себе обыск в адвокатском кабинете не является незаконным при наличии соответствующего постановления суда. При этом вопрос о необходимости указания в судебном решении конкретного объекта в судебном заседании не исследовался.

Положения этого определения были также воспроизведены в Кассационном определении Московского городского суда от 26 декабря 2011 года № 22-15392. Так, суд оставил жалобу адвоката без удовлетворения и при этом отметил, что имелись достаточные основания предполагать наличие в указанном помещении документов, предметов, ценностей, имеющих значение для дела. Суд обратил также внимание, что в судебном решении указывается на недопустимость изъятия документов, входящих в производство адвоката по делам его доверителей, которые не имеют отношения к данному делу. Вместе с тем вопрос о необходимости указания в судебном решении конкретного объекта обыска в судебном заседании не исследовался.

Представители адвокатского сообщества отмечают, что суды зачастую не указывают конкретные объекты обыска, проводимого в отношении адвоката, что противоречит позиции Конституционного Суда. В некоторых случаях сотрудники правоохранительных органов игнорируют наличие статуса адвоката, в то время как информация о наличии соответствующего статуса отражается в протоколе, что также свидетельствует о нарушении прав адвокатов.

В Определении от 21 октября 2008 года № 673-О-О Конституционный Суд снова рассматривал положения статей 7, 29, 176, 177 и 450 УПК РФ. По мнению заявителей, положения оспариваемых статей влекут за собой ущемление гарантированных Конституцией РФ права на неприкосновенность частной жизни (часть 1 статьи 23), права адвоката на занятие избранной деятельностью (часть 1 статьи 37) и права каждого на получение квалифицированной юридической помощи (часть 1 статьи 48).

При изучении предоставленных заявителями материалов Конституционный Суд не нашёл оснований для принятия их жалобы к рассмотрению.

Суд повторно указал, что приоритет УПК РФ перед другими федеральными законами не является безусловным, сославшись на позицию из Определения от 8 ноября 2005 года № 439-О, согласно которой разрешение в процессе правоприменения коллизий между различными правовыми актами должно осуществляться исходя из того, какой из этих актов предусматривает больший объём прав и свобод граждан и устанавливает более широкие их гарантии. В решении было повторно отмечено, что, поскольку адвокатская тайна подлежит обеспечению и защите не только в связи с производством по уголовному делу, но и в связи с реализацией своих полномочий адвокатом, а также тем, кто оказывает гражданам и юридическим лицам консультативную помощь, федеральный законодатель был вправе осуществить соответствующее регулирование не в отраслевом законодательстве, а в специальном законе, каковым является Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Данным Федеральным законом определяется понятие адвокатской тайны и устанавливаются гарантии её сохранения, в частности в виде предварительного судебного контроля.

Отсутствие же в статьях 7, 29, 176, 177 и 450 УПК РФ прямого указания на необходимость получения судебного решения в качестве условия для осуществления следственных действий в отношении адвоката не может рассматриваться как исключающее обязательность соответствующего судебного решения, предусмотренного федеральным законом.

В Определении от 29 мая 2007 года № 516-О-О Конституционный Суд рассмотрел применение положений статьи 29, пункта 3 части 2 статьи 38, пунктов 2 и 3 части 3 статьи 56, а также пункта 1 части 1 статьи 72 УПК РФ.

По мнению заявителей, пункт 3 части 2 статьи 38 и пункт 1 части 1 статьи 72 как допускающие возможность допроса адвоката в качестве свидетеля без судебного решения и его отстранения на этом основании от участия в производстве по уголовному делу нарушают права, гарантированные частью 1 статьи 48 и частью 2 статьи 51 Конституции. Кроме того, статья 29 и пункты 2 и 3 части 3 статьи 56 УПК РФ допускают возможность допроса в качестве свидетеля адвоката, защитника обвиняемого по усмотрению следователя и без вынесения о том судебного решения.

Конституционный Суд отказал в удовлетворении требований.

В своей практике Конституционный Суд отмечал, что закреплённое в части 2 статьи 48 Конституции право пользоваться помощью адвоката (защитника) как одно из проявлений закреплённого частью 1 той же статьи более общего права на получение квалифицированной юридической помощи подлежит обеспечению на всех стадиях уголовного судопроизводства и не может быть ограничено ни при каких обстоятельствах.

При этом юридическая помощь адвоката (защитника) в уголовном судопроизводстве не ограничивается процессуальными и временными рамками его участия в деле при производстве расследования и судебного разбирательства. Так, она включает в себя возможные предварительные консультации и разъяснения по юридическим вопросам, устные и письменные справки по законодательству, составление заявлений, жалоб и других документов правового характера и т. д. (см., в частности, Постановление Конституционного Суда от 27 марта 1996 года № 2-П и Определение Конституционного Суда от 6 июля 2000 года № 128-О).

Конституционный Суд назвал обеспечение конфиденциальности предоставленной клиентом информации как необходимой составляющей права на получение квалифицированной юридической помощи. Освобождение же адвоката от обязанности свидетельствовать об обстоятельствах и сведениях, которые стали ему известны или были доверены в связи с его профессиональной деятельностью, служит обеспечению права каждого на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени (то есть части 1 статьи 23 Конституции) и является гарантией того, что информация о частной жизни, конфиденциально доверенная лицом в целях собственной защиты только адвокату, не будет вопреки воле этого лица использована в иных целях, в том числе как свидетельствование против него самого.

В силу приведённых положений установленный в пунктах 2 и 3 части 3 статьи 56 УПК РФ запрет допрашивать адвоката об обстоятельствах, которые стали ему известны в связи с участием в производстве по уголовному делу или в связи с оказанием иной юридической помощи, распространяется на обстоятельства любых событий — безотносительно к тому, имели они место после или до того, как адвокат был допущен к участию в деле в качестве защитника обвиняемого, а также независимо от того, кем решается вопрос о возможности допроса адвоката — судом или следователем.

В данном определении Конституционный Суд напомнил, что исходя из недопустимости совмещения процессуальной функции защитника с обязанностью давать свидетельские показания по уголовному делу, в котором он участвует, федеральный законодатель закрепил положение пункта 1 части 1 статьи 72 УПК РФ. Согласно этому правилу защитник не вправе участвовать в производстве по уголовному делу, если он ранее участвовал в нём в качестве свидетеля. Там же ещё раз было отмечено, что это правило не может препятствовать участию в уголовном деле избранного обвиняемым защитника, которого ранее не допрашивали в ходе производства по делу, так как оно исключает возможность допроса последнего в качестве свидетеля об обстоятельствах и фактах, ставших ему известными в рамках профессиональной деятельности по оказанию юридической помощи, независимо от времени и обстоятельств получения им таких сведений (см. Определение Конституционного Суда от 6 июля 2000 года № 128-О).

Позиции Суда впоследствии применялись судами общей юрисдикции. Так, из Апелляционного постановления Московского городского суда от 28 июня 2017 года № 10-10017/2017 следует, что заявитель, ссылаясь на позицию Конституционного Суда, просил признать решение следователя об отводе адвоката вследствие его допроса незаконным. Так, заявитель отмечал, что что все сведения, имеющие значение для дела, стали известны адвокату в связи с оказанием юридической помощи по делу. При этом допрос адвоката имел формальный характер, от дачи показаний адвокат отказался. Суд же не увидел нарушений уголовно-процессуального закона, и жалоба адвоката была оставлена без удовлетворения.

Позиция из данного определения также применялась Оренбургским областным судом в Кассационном определении от 22 июля 2010 года № 22к-2582/2010. Там суд указал на то, что сам по себе вызов адвоката на допрос в качестве свидетеля не запрещён, ограничения касаются только сведений, ставших известными в связи с оказанием юридической помощи. Тем не менее для того, чтобы выяснить причину вызова на допрос, адвокату необходимо явиться и ответить на вопросы должностного лица, соблюдая адвокатскую этику. Таким образом, опираясь на позицию Конституционного Суда, Оренбургский областной суд пришёл к выводу о том, что вызов и допрос адвоката закону не противоречат, а в отдельных случаях допрос адвоката возможен в интересах лица, которому оказана юридическая помощь. Дело было отправлено на новое рассмотрение с учётом данных разъяснений.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда в Апелляционном определении от 26 мая 2016 года № 58-АПУ16-8 тоже ссылалась на вышеупомянутое определение Суда. В данном деле показания адвокатов были исключены из числа доказательств. Судебная коллегия же, применяя позицию Конституционного Суда, пришла к выводу о том, что адвокат может быть допрошен в суде лишь по процессуальным вопросам и лишь в исключительных случаях, когда другие возможности проверки и оценки доказательств исчерпаны, однако по данному делу такой исключительности суд не усмотрел. Иными словами, данная позиция была использована в ограничительных целях.

Анализируя позиции данного определения Суда, представители адвокатского сообщества отмечают, что несмотря на наличие выраженной позиции Конституционного Суда, адвокаты всё ещё подвергаются допросам — иногда это происходит под видом опроса, что создаёт опасную тенденцию.

В Определении от 9 ноября 2010 года № 1573-О-О Конституционный Суд рассмотрел и оценил конституционность ряда положений УПК РФ, в частности, положения части 1 статьи 69, пунктов 1 и 3 части 1 статьи 72, которые регулируют вопросы участия защитника в производстве по уголовному делу, а также принятия следователем решения о его отводе в ходе досудебного производства.

По мнению заявительницы, эти законоположения нарушают её права, поскольку предоставляют следователю возможность отстранять от участия в деле избранного обвиняемым защитника вопреки мнению самого обвиняемого, а значит, нарушаются часть 4 статьи 15, часть 1 статьи 17, статья 48, часть 3 статьи 55 и часть 3 статьи 123 Конституции. Кроме того, оспариваемые нормы противоречат нормам международного права и положениям международных договоров РФ, согласно которым обвиняемый вправе самостоятельно выбирать защитника.

Конституционный Суд не нашёл оснований для рассмотрения жалобы заявительницы, отметив, что в соответствии с предыдущей практикой Суда право на самостоятельный выбор защитника не означает право выбирать в качестве защитника любое лицо по усмотрению обвиняемого, в том числе без учёта обстоятельств, исключающих его участие в деле (см. Определение Конституционного Суда от 21 декабря 2001 года № 304-О).

Кроме того, Конституционный Суд отметил, что правило, установленное нормой пункта 1 статьи 72 УПК РФ, согласно которому защитник не вправе участвовать в производстве по уголовному делу, если он ранее участвовал в нём в качестве свидетеля, закреплено федеральным законодателем исходя из недопустимости совмещения процессуальной функции защитника с обязанностью давать свидетельские показания по уголовному делу, в котором он участвует (см. Определение Конституционного Суда от 29 мая 2007 года № 516-О-О). Конституционный Суд отметил, что положения статьи 72 УПК РФ также относятся к представителям потерпевшего и гражданского истца, которые являются участниками уголовного судопроизводства со стороны обвинения.

В то же время установленное пунктом 3 части 1 и частью 2 статьи 72 УПК РФ правило, которое предусматривает отвод защитника в случае оказания им юридической помощи лицам, чьи интересы противоречат друг другу, является дополнительной гарантией реализации данного отвода, поскольку направлено на исключение каких-либо действий со стороны защитника, которые могут прямо или косвенно способствовать неблагоприятному для его подзащитного исходу дела (см. определения Конституционного Суда от 14 октября 2004 года № 333-О, от 19 марта 2009 года № 322-О-О и от 13 октября 2009 года № 1111-О-О). Там же было отмечено, что из действующего уголовно-процессуального закона не вытекает, что решение об отводе защитника принимается исходя лишь из предположения о возможности возникновения противоречия интересов в будущем, напротив, наличие таких противоречий должно уже иметь место на момент принятия решения об отводе.

В своём определении Конституционный Суд также указал на наличие существующего механизма судебного контроля, который позволяет стороне защиты обжаловать в суд процессуальные действия (бездействие) и решения следователя, которые способны причинить ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства либо затруднить доступ граждан к правосудию, в том числе решение об отводе защитника (статьи 19 и 125 УПК РФ).

Таким образом, Конституционный Суд пришёл к выводу о том, что оспариваемые законоположения не могут рассматриваться как нарушающие права. В законодательство изменения не вносились.

Вместе с тем указанные выводы Конституционного Суда были использованы в судебной практике. Из Кассационного определения Третьего кассационного суда общей юрисдикции от 16 декабря 2020 года № 88а-20165/2020 следует, что защитник был отведён, поскольку он был допущен судом в качестве защитника по одному делу, а также допрошен в качестве свидетеля по другому уголовному делу. В этой связи Третий кассационный суд общей юрисдикции отметил, что имел значение факт возбуждения двух уголовных дел по одинаковым составам преступлений в отношении одного и того же человека, в то время как иных доказательств наличия противоречия интересов не было. Иными словами, в решении было использовано определение Конституционного Суда.

Ссылаясь на данное определение, Московский городской суд в Апелляционном постановлении от 30 июня 2021 года № 10–12287/2021 отметил, что на момент принятия решения об отводе адвоката противоречия между интересами свидетелей и обвиняемой стороной отсутствовали. Постановление суда, которым была удовлетворена жалоба адвоката, было оставлено без изменения.

В другом деле заявитель, опираясь на позицию Конституционного Суда в своей жалобе, настаивал на отсутствии противоречий в интересах и утверждал, что свидетель был допрошен по другому эпизоду. В Апелляционном постановлении от 26 августа 2014 года № 22к-4646 Московский областной суд указал на то, что данное решение находится в компетенции следователя, и таким образом оставил жалобу без удовлетворения.

В СМИ и адвокатском сообществе отмечают, что определение «не носит революционного характера», не содержит чего-то нового и практически не отличается от других аналогичных определений по этой проблеме. Сформулированный Конституционным Судом подход фактически позволяет следователям злоупотреблять своим положением и нарушать процессуальное равноправие сторон. Ситуация, при которой следователь, несмотря на принцип состязательности сторон на стадии досудебного производства, может принять решение об отводе адвоката лишь на том основании, что у адвоката имеется два или более подзащитных, не принимая во внимание наличие или отсутствие противоречий, всё ещё сохраняется.

Конституционный Суд в Определении от 29 марта 2016 года № 689-О проанализировал положения части 1 статьи 188 УПК РФ, регулирующей порядок вызова лица на допрос в качестве свидетеля. По мнению заявителя, указанная статья противоречила части 1 статьи 34 Конституции, поскольку вручение повестки адвокату, в связи с положениями статьи 188 УПК РФ, означало бы наделение его статусом свидетеля. Это препятствовало бы реализации его конституционного права на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещённой законом экономической деятельности.

Конституционный Суд отказал в принятии жалобы к рассмотрению.

В решении Суд повторил свою позицию о том, что гарантии адвокатской тайны должны распространяться лишь на те отношения подозреваемых, обвиняемых со своими адвокатами, которые не выходят за рамки оказания собственно профессиональной юридической помощи в порядке, установленном законом (см., в частности, Постановление Конституционного Суда от 17 декабря 2015 года № 33-П и Определение Конституционного Суда от 15 января 2016 года № 186-О).

Конституционный Суд констатировал, что закон не предполагает право следователя вызвать участвующего в деле защитника для допроса в качестве свидетеля без достаточных фактических оснований (см. Определение Конституционного Суда от 9 ноября 2010 года № 1573-О-О). Между тем положения статьи 88 УПК РФ регламентируют лишь порядок вызова лица на допрос в качестве свидетеля, подлежат применению в совокупности с иными положениями УПК РФ и, соответственно, сами по себе они не нарушают права заявителя.

Эксперты отмечают, что, несмотря на высказанную Конституционным Судом правовую позицию, адвокатам должно быть запрещено давать показания о причастности доверителя к совершению преступления по другому делу в отсутствие согласия доверителя, поскольку иное подрывало бы сами устои доверительности.

В Определении от 28 июня 2018 года № 1468-О Конституционный Суд проанализировал положения пункта 8 части 1 статьи 6 и части 1 статьи 15 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности», а также пункта 3 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации».

По мнению заявителя, эти положения позволяют суду удовлетворять ходатайства о проведении в помещении адвокатского образования оперативно-разыскного мероприятия без достаточных оснований подозревать адвоката в противоправной деятельности, а также позволяют проводить это мероприятие путём активных поисковых действий в помещениях, где хранятся материалы адвокатских производств, содержащие адвокатскую тайну, с возможностью изъятия предметов и документов, без гарантий, предусмотренных для обыска в таком помещении.

Конституционный Суд не нашёл оснований для принятия данной жалобы к рассмотрению. Суд сослался на собственную практику, указав, что Конституция, гарантируя равенство всех перед законом и судом, не предусматривает каких-либо исключений из этого принципа для лиц, занимающихся адвокатской деятельностью, и не определяет особого статуса адвокатов (см., в частности, определения Конституционного Суда от 22 марта 2012 года № 629-О-О и от 17 июля 2012 года № 1472-О). Он указал, что требование о проведении оперативно-разыскных мероприятий и следственных действий в отношении адвоката на основании судебного решения направлено на обеспечение реализации конституционного права граждан на получение квалифицированной юридической помощи. Кроме того, данное требование направлено на защиту информации, которую получает адвокат относительно клиента или других лиц в связи с предоставлением юридических услуг (см. Определение Конституционного Суда от 8 ноября 2005 года № 439-О). При этом сведения о преступном деянии самого адвоката не составляют адвокатской тайны, если они не стали предметом оказания юридической помощи ему самому в связи с совершённым им преступлением. Положения законодательства также не устанавливают неприкосновенность адвоката, не определяют ни его личную привилегию как гражданина, ни привилегию, связанную с его профессиональным статусом (см. Определение Конституционного Суда от 22 марта 2012 года № 629-О-О).

В контексте данного определения важен подход, который Конституционный Суд использовал ранее в аналогичных делах. Он заключается в том, что проведение оперативно-разыскных мероприятий возможно лишь в целях выполнения задач, которые предусматриваются законодательством. При этом проведение подобного рода мероприятий закон увязывает непосредственно с регулированием уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношений на досудебной стадии уголовного судопроизводства, когда уголовное дело ещё не возбуждено либо когда лицо ещё не привлечено в качестве обвиняемого по уголовному делу, но уже имеется определённая информация, которая должна быть проверена. Так, на основании результатов оперативно-разыскной деятельности возможно также поставить под сомнение или опровергнуть сам факт преступления, что имеет существенное значение для разрешения вопроса об уголовном преследовании или отказе от него1.

Таким образом, для решения задач оперативно-разыскной деятельности органы, уполномоченные её осуществлять, имеют право производить при проведении оперативно-разыскных мероприятий изъятие документов, предметов, материалов и сообщений, которые впоследствии могут быть использованы в качестве доказательств обвинения только в тех случаях, когда они не входят в производство адвоката по делам его доверителей. Соответственно, Конституционный Суд пришёл к выводу, что оспариваемые законоположения не могут расцениваться как нарушающие права заявителя. В законодательство изменения не вносились.

Это определение вызвало отрицательную реакцию у практикующих адвокатов. Высказываются мнения о том, что правоохранители получили возможность заменять обыски у адвокатов обследованием, что сопряжено с рисками злоупотребления правом. Отмечается, что сравнение оперативно-разыскных мероприятий в виде обследования помещений, зданий, сооружений, участков местности и транспортных средств с обыском как следственным действием приводит к пониманию того, что в конце предварительного расследования оба мероприятия приобретают один и тот же процессуальный статус доказательств. В связи с этим возникает вопрос о том, почему при производстве оперативно-разыскных мероприятий могут отсутствовать те гарантии, которые предусмотрены для следственных действий, производимых в отношении помещений, которые занимают адвокаты.

В Определении от 26 апреля 2021 года № 836-О Конституционный Суд оценил конституционность статьи 450.1 УПК РФ.

По мнению заявителя, данная статья противоречит положениям Конституции, поскольку, вопреки предусмотренным в ней гарантиям, позволяет должностным лицам органа предварительного расследования под предлогом следственной необходимости изымать у адвоката материалы производства по всем его доверителям (как в бумажном, так и в электронном виде), а также предметы, не указанные в постановлении о производстве обыска, и при этом не составлять опись изъятого. Кроме того, заявитель утверждает, что оспариваемая им норма не позволяет обжаловать бездействие должностных лиц следственного органа по предоставлению ему копии описи изъятых в ходе обыска предметов и материалов.

Конституционный Суд, изучив представленные материалы, не нашёл оснований для принятия жалобы к рассмотрению.

В решении он отметил, что статья 450.1 УПК РФ предусматривает ряд особенностей при производстве обыска, осмотра и выемки в отношении адвоката. Так, в соответствии с частью 2 данной статьи в постановлении судьи о разрешении производства следственных действий в отношении адвоката указываются данные, служащие основанием для производства таких следственных действий, а также конкретные отыскиваемые объекты. Изъятие других объектов не допускается, за исключением предметов и документов, изъятых из оборота; в ходе обыска, осмотра и (или) выемки в жилых и служебных помещениях, используемых для осуществления адвокатской деятельности, запрещается изъятие всего производства адвоката по делам его доверителей, а также фотографирование, киносъёмка, видеозапись и иная фиксация материалов указанного производства. При этом оспариваемое заявителем законоположение не регулирует вопросы, связанные с обжалованием действий (бездействия).

Конституционный Суд снова отметил, что применительно к вопросу о проверке законности и обоснованности действий и решений, имевших место на стадиях досудебного производства по уголовному делу, суд первой инстанции проверяет в том числе по жалобам и заявлениям заинтересованных лиц, действия (бездействие) и решения, которые связаны с ограничением прав и свобод граждан. Такой судебный контроль сам по себе не может расцениваться как нарушающий право на судебную защиту (см. определения Конституционного Суда от 17 февраля 2000 года № 84-О, от 26 марта 2020 года № 756-О и другие).

В Определении от 28 сентября 2021 года № 2093-О Конституционный Суд оценивал конституционность части 4 статьи 49 УПК РФ, которая устанавливает порядок вступления адвоката в уголовное дело в качестве защитника.

Заявитель по делу являлся адвокатом, представлявшим интересы своего подзащитного в уголовном производстве. Однако в офисе адвоката и в его квартире провели обыск, изъяли документы по указанному уголовному делу и по другим делам. Эти документы послужили доказательствам причастности адвоката к преступной деятельности своего подзащитного. Как указали суды, адвокат не приобрёл статуса защитника по спорному уголовному делу, поскольку в нарушение части 4 статьи 49 УПК РФ не предъявил следователю соответствующее удостоверение и ордер на защиту, а потому использованные в качестве доказательств документы не относятся к адвокатской тайне и были изъяты правомерно.

По мнению заявителя, часть 4 статьи 49 УПК РФ противоречит Конституции, поскольку ставит возможность распространения адвокатской тайны на документы, которые были доверены адвокату, в зависимость от того, был ли этот адвокат допущен следователем к участию в уголовном деле в качестве защитника, участвовал ли он в этом статусе при производстве обыска, получал ли разрешение следователя на свидание с доверителем в изоляторе временного содержания или следственном изоляторе.

Конституционный Суд не нашёл оснований для принятия данной жалобы к рассмотрению. Как неоднократно указывал Суд, сведения о преступном деянии самого адвоката не составляют адвокатской тайны, если они не стали предметом оказания юридической помощи ему самому в связи с совершённым им преступлением (см. Постановление Конституционного Суда от 17 декабря 2015 года № 33-П, определения Конституционного Суда от 22 марта 2012 года № 629-О-О, от 28 июня 2018 года № 1468-О, от 24 октября 2019 года № 2743-О и от 27 февраля 2020 года № 322-О).

Это обстоятельство обусловлено тем, что иное искажало бы содержание оказания собственно квалифицированной юридической помощи, что приводило бы к необоснованному предоставлению адвокату личной привилегии в случае совершения им противоправных действий, к неправомерному изъятию данной ситуации из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (см. определения Конституционного Суда от 22 марта 2012 года № 629-О-О, от 17 июля 2012 года № 1472-О и от 22 апреля 2014 года № 732-О).

Конституционный Суд заключил, что оспариваемое законоположение не может расцениваться как нарушающее права заявителя.

Оплата услуг адвоката, размер его вознаграждения, взыскание расходов на представителя, вопросы компенсации

Конституционный Суд в Постановлении от 21 января 2019 года № 6-П проанализировал вопрос о возмещении судебных издержек третьему лицу, которое не заявляет собственные требования в административном судопроизводстве. По итогам рассмотрения иска Суд пришёл к выводу, что сама возможность подобного взыскания соответствует Конституции, но в то же время она должна быть поставлена в строгие рамки.

С одной стороны, природа дел об оспаривании решений, действий (бездействия) органов, наделённых властными полномочиями, такова, что этим оспариванием затрагиваются интересы иных лиц. Так, в деле, в связи с которым было вынесено указанное постановление, истцы оспаривали незаконность распоряжений Комитета по градостроительству и архитектуре Санкт-Петербурга об утверждении градостроительных планов земельных участков. В то же время заинтересованным лицом со стороны ответчика выступало ООО «Воин-В». Интерес данной компании заключался в том, что именно её обращение послужило основанием для подготовки градостроительных планов. Впоследствии суды решили, что заинтересованное лицо, наравне со стороной, может понести вынужденные затраты, поскольку оно «поставлено перед необходимостью участия в судебном разбирательстве, начатом по заявлению иного лица, обратившегося в суд для отстаивания своих прав, свобод и законных интересов».

С другой стороны, эта возможность может использоваться заинтересованной стороной «недобросовестно». Например, если право третьего лица на получение компенсации будет поставлено под условие активного участия этого лица в деле, это может привести к «поощрению административного ответчика и суда к неисполнению возложенных на них обязанностей [заключающихся в самостоятельном доказывании законности оспариваемого акта — прим.]». Более того, административный ответчик и заинтересованная сторона могут намеренно увеличить сумму издержек «с тем, чтобы, возложив их в дальнейшем (в случае отказа в удовлетворении исковых требований) на административного истца, финансово обременить его в качестве своеобразной санкции за занятую при оспаривании решений, действий (бездействия) органа публичной власти позицию».

Конституционный Суд обозначил, что:

судебные расходы и их размеры должны быть необходимы и разумны;
участие заинтересованного лица является надлежащим способом защиты своих прав, свобод и законных интересов;
судебный акт по делу влечёт за собой последствия для заинтересованного лица, в частности, отражается на сокращении и изменении содержания и объёма его прав и обязанностей;
расходы на оплату услуг представителя, понесённые заинтересованным лицом, не обусловлены исключительно целью воспрепятствовать деятельности истца по защите прав, свобод и законных интересов.

В связи с тем, что Конституционный Суд не обнаружил противоречия положениям Конституции, изменения в законодательство не вносились.

Сообщество адвокатов, тем не менее, отнеслось к данному постановлению в целом положительно. Это решение даже называется «ориентиром судам и юристам в целях защиты добросовестных лиц». Однако встречается и настороженная реакция: ряд адвокатов считают, что решение Суда не сможет существенно повлиять на правоприменительную практику в силу того, что такие ситуации складываются достаточно редко.

Критерии исчисления судебных расходов, установленные этим решением, отразились и на судебной практике. Так, в Определении Третьего кассационного суда общей юрисдикции от 1 февраля 2021 года по делу № 2-121/42/2020 суд пришёл к выводу, что снижение размера компенсации до разумных пределов предполагает установление действительной стоимости юридических услуг в границах её рыночных значений. Принцип того, что затраты должны носить вынужденный характер, использовался при вынесении множества других судебных актов1. В последнем таком решении суд также указывал на несоразмерность заявленной истцом суммы требованиям разумности, и, как следствие, на необходимость её снижения.

В 2020 году Конституционный Суд снова поднимал проблему возмещения расходов в Постановлении от 28 апреля 2020 года № 21-П.

В связи с жалобой гражданина был рассмотрен вопрос о конституционности положений статей 15 и 1064 ГК РФ. Как следует из фактических обстоятельств, судом первой инстанции заявитель был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного частью 1 статьи 116 УК РФ. Апелляцией приговор был отменён, а дело направлено на новое судебное разбирательство. Впоследствии уголовное преследование было прекращено в связи с отсутствием в его деянии состава преступления, поскольку преступность и наказуемость вменяемого ему деяния были устранены вступившими в силу изменениями в УК РФ и УПК РФ.

Однако потерпевшая по данному уголовному делу обратилась в суд с целью взыскать с заявителя расходы, которые она понесла в связи с оплатой услуг адвоката, в размере 75 тыс. рублей. Суд первой инстанции удовлетворил требования частично, обязав выплатить 20 тыс. рублей. Однако впоследствии потерпевшая обратилась в суд в порядке гражданского судопроизводства и взыскала с заявителя расходы на оплату услуг адвоката в размере 75 тыс. рублей, а также судебные расходы по гражданскому делу.

По мнению заявителя, оспариваемые положения ГК РФ не соответствуют части 1 и 2 статьи 19, части 1 статьи 23, статье 49, части 3 статьи 55 и части 3 статьи 123 Конституции, поскольку они позволяют суду в гражданском судопроизводстве взыскивать с обвиняемого сумму, которая была потрачена на оплату услуг адвоката потерпевшего по уголовному делу, в рамках частного обвинения, которое было прекращено из-за декриминализации деяния. При этом данные расходы взыскиваются в полном размере с обвиняемого, вина которого не была доказана в рамках уголовного судопроизводства. Нормы также позволяют судам оценивать размер суммы, подлежащей взысканию, без учёта предшествующего поведения участников уголовного процесса. Тем самым ухудшается положение лица, обратившегося с жалобой.

Дело в том, что уголовно-процессуальный закон не регулирует компенсацию расходов частного обвинителя по уголовному делу, прекращённому вследствие декриминализации деяния. Несмотря на Постановление Пленума Верховного Суда от 19 декабря 2013 года № 42, согласно которому «если в отношении обвиняемого уголовное дело или уголовное преследование прекращается, в том числе по нереабилитирующим основаниям, то процессуальные издержки возмещаются за счет средств федерального бюджета», суды на практике отказывают в компенсации расходов за счёт государственных средств.

Такую ситуацию Конституционный Суд обосновывает тем, что судьи учитывают правовые позиции самого Суда, сформулированные им по вопросам не уголовно-процессуального, а гражданского процессуального права.

В итоге Конституционный Суд признал не соответствующими Конституции положения статей 15 и 1064 ГК РФ, поскольку во взаимосвязи с положениями статей 131 и 132 УПК РФ их правовая неопределённость порождает в судебной практике возможность различного толкования и правоприменения, что противоречит принципам равенства и справедливости надлежащего уровня правого регулирования. Оспариваемые законоположения не соответствуют части 1 и 2 статьи 19, части 1 статьи 23, статье 45, части 1 и 2 статьи 46, части 2 и 3 статьи 55 Конституции.

Для исполнения этого решения принимались следующие законодательные поправки.

Федеральным законом от 30 апреля 2021 года № 111-ФЗ была закреплена возможность взыскания процессуальных издержек в том числе с лиц, уголовное преследование в отношении которых прекращено по нереабилитирующим основаниям.

Правовыми позициями из указанного постановления активно пользовались суды при разрешении соответствующих дел. В частности, Третий кассационный суд общей юрисдикции в Определении от 16 ноября 2021 года по делу № 88-19610/2021 отметил, что доводы, изложенные в постановлении, применимы и в том случае, когда в отношении обвиняемого вынесен оправдательный приговор. В иных случаях суды, учитывая при принятии решения доводы Конституционного Cуда, обосновывали требования разумности при исчислении судебных расходов2 или отправляли дело на пересмотр в случае, если нижестоящие суды не принимали во внимание постановление3.

В адвокатском сообществе решение и поправки в законодательство оценили неоднозначно. Так, с одной стороны, изменения были восприняты положительно, указывалось, что было вынесено важное решение, пусть и по очень узкой категории дел. С другой стороны, Суд решил не высказываться по более основополагающим проблемам, например, по поводу того, «каким образом лицо, уголовное преследование в отношении которого было прекращено в связи с декриминализацией деяния, может добиться рассмотрения выдвинутого против него обвинения по существу и, возможно, оправдательного приговора». Рассматриваемое постановление было также отмечено в списке наиболее значимых правовых позиций Конституционного Суда в сфере частного права.

В другом решении по вопросу о компенсации процессуальных расходов на представителя, которое было выражено в Постановлении от 13 мая 2021 года № 18-П, Конституционный Суд установил, что существовавшее законодательное регулирование является неполным, поскольку не позволяет лицу в случае прекращения уголовного дела на досудебной стадии по нереабилитирующему основанию обратиться в суд за возмещением процессуальных издержек, а также не предусматривает «индексации сумм этих издержек» и не закрепляет «предельных сроков рассмотрения ходатайства потерпевшего об их возмещении».

Заявительница, которая обратилась в интересах несовершеннолетней дочери, оспаривает конституционность части 3 статьи 131 и части 1, 2–9 статьи 132 УПК РФ, а также пункта 30 «Положения о возмещении процессуальных издержек, связанных с производством по уголовному делу, издержек в связи с рассмотрением дела арбитражным судом, гражданского дела, административного дела, а также расходов в связи с выполнением требований Конституционного Суда Российской Федерации» (далее — Положение).

По мнению заявительницы, оспариваемые законоположения противоречат статье 2, части 4 статьи 15, статьям 17, 18, 19, 45, части 1 и 2 статьи 46 и статье 52 Конституции, поскольку позволяют в случае прекращения уголовного дела на досудебной стадии по нереабилитирующему основанию исключить для потерпевшего возможность обращения в суд за возмещением процессуальных издержек, которые он понёс в ходе предварительного расследования. Кроме того, как указано выше, оспариваемые нормы не предусматривают индексации сумм указанных издержек и не закрепляют предельных сроков рассмотрения ходатайства потерпевшего о возмещении.

В 2012 году заявительница обратилась в прокуратуру с требованием привлечь к уголовной ответственности лиц, чьи действия привели к гибели двух её детей и причинили вред здоровью новорождённой дочери. Только в 2014 году было возбуждено уголовное дело, в рамках которого заявительница была признана потерпевшей, впоследствии заключив соглашение об оказании юридической помощи с адвокатским бюро, а чуть позже, в 2017 году, с другим адвокатом. В 2018 году уголовное дело было прекращено в связи со смертью подозреваемого.

Заявительница обратилась в суд с целью возместить процессуальные издержки, которые она понесла в связи с оплатой труда своих представителей, однако суд ей отказал, ссылаясь на то, что возмещение не подлежит рассмотрению в порядке гражданского судопроизводства. Соответственно, согласно статье 131 УПК РФ необходимо было обратиться к следователю.

Однако длительные судебные разбирательства не позволили добиться требований заявителя.

По мнению Конституционного Суда, существующая процедура возмещения издержек с учётом действующего регулирования не является достаточной гарантией соблюдения принципа объективности и беспристрастности при разрешении соответствующего ходатайства. Размер расходов на представителя должен зависеть не только от выбора самого потерпевшего, который на договорных условиях заключает соглашение с адвокатом, но и от должностных лиц органов предварительного расследования, прокуратуры или суда. В силу своего процессуального статуса потерпевший несёт вынужденные расходы, связанные не только с участием в следственных действиях, но и с обжалованием действий (бездействий) и решений.

Фактически оспариваемые нормы приводят к нивелированию эффективной судебной защиты прав потерпевших. Складывается ситуация, при которой суд последовательно отменяет постановления следователя о возмещении потерпевшему расходов на представителя, но, не будучи наделён правом самостоятельно определять сумму, подлежащую возмещению, может лишь указать на недостатки принятого решения и обязать орган устранить допущенные нарушения.

По вопросу требований об учёте инфляции Конституционный Суд указал, что данное право подлежит распространению также на выплаты потерпевшему расходов на представителя, которые тот понёс в связи с участием в процессуальных действиях и судебной защитой своих прав.

Таким образом, часть 3 статьи 131 и часть 1 статьи 132 УПК РФ, а также пункт 30 Положения противоречат части 1 статьи 19, части 1 статьи 46, части 1 статьи 48, статьям 52, 53 и части 3 статьи 55 Конституции, поскольку их правовая неопределённость в вопросе порядка и размеров возмещения процессуальных издержек не гарантируют эффективной судебной защиты прав потерпевшего на получение такого возмещения в установленный срок, а также не предусматривают правовой механизм индексации сумм такого возмещения.

По итогам вынесения данного постановления движение по делу было возобновлено. Законодатель во исполнение этого решения внёс необходимые изменения в УПК РФ, в статьи 125.1, 131 и 132, хотя статью 125.1 УПК РФ Конституционный Суд не затрагивал. Внесение изменений в статью 125.1 было инициативой Минюста России и касалось жалоб на постановление дознавателя, следователя или прокурора, которым определяются размеры выплаченных потерпевшему сумм на покрытие расходов, связанных с выплатой вознаграждения представителю. Такие жалобы должны рассматриваться исключительно судом. Предлагалось, чтобы судья проверял обоснованность решения и необходимость понесённых расходов. Иными словами, судья должен выносить постановление о полном или частичном удовлетворении жалобы, а также о размере расходов или же об оставлении этой жалобы без удовлетворения.

Вместе с законопроектом во исполнение решений Конституционного Суда Минюст разработал проект постановления Правительства, который должен был внести соответствующие изменения в оспоренный акт.

По мнению адвокатов, механизм возмещения процессуальных издержек с очень большой сложностью применялся на практике и вызывал серьёзные нарекания. Решение Конституционного Суда должно внести некую определённость в эти процедуры, урегулировать процедуры обжалования постановлений дознавателя, следователя или прокурора должным образом. Эти изменения, как отмечается в адвокатском сообществе, «позволят судам учитывать все фактически понесенные издержки и взыскивать их в полном размере».

Доводы Конституционного Суда в дальнейшем использовались в судебной практике. В Кассационном постановлении Пятого кассационного суда общей юрисдикции от 26 мая 2022 года № 77-1074/2022 суд не согласился с выводами нижестоящих судов, отказавших во взыскании процессуальных издержек с ГУ МВД на стадии проверки сообщения о преступлении, и, сославшись на позицию Конституционного Суда, отправил дело на новое рассмотрение.

Постановление Конституционного Суда от 23 сентября 2021 года № 41-П затрагивает проблему должного обеспечения полного восстановления в правах пострадавшим от неправомерного привлечения к уголовной ответственности. В первую очередь, это касается вопросов возмещения имущественного вреда, который был причинён в результате неправомерного уголовного преследования, включая все суммы, фактически выплаченные за оказание юридической помощи, а также понесённые затраты на возмещение расходов, которые связаны с рассмотрением вопросов реабилитации.

Поводом для вынесения решения стало обращение заявителя, в пользу которого в 2018 году сначала было взыскано более 1 000 000 рублей в качестве процессуальных издержек, а затем апелляционным постановлением была возложена обязанность возвратить бóльшую часть этой суммы. По мнению заявителя, пункт 4 части 1 статьи 135, статьи 401.6 и пункт 1 части 2 статьи 401.10 УПК РФ не соответствуют Конституции.

Конституционный Суд встал на сторону заявителя, указав следующее. Во-первых, в сумму издержек должны включаться «все суммы, фактически выплаченные им [лицом, пострадавшим от неправомерного преследования] за оказание юридической помощи, а также фактически понесенные им затраты на возмещение расходов». Юридическая помощь при этом должна быть обусловлена защитой по уголовному делу и уместна в этом деле. Во-вторых, высокая стоимость юридических услуг не может как таковая служить поводом для снижения суммы компенсации. В-третьих, система оплаты услуг адвоката (оплата отдельных услуг, оплата помесячно или поквартально) не должна влиять на исчисление суммы компенсации. Наконец, размер возмещения не может быть снижен по мотивам недостаточной обоснованности или избыточности расходов, если их достоверность доказана, а добросовестность реабилитированного не опровергнута. Среди аргументов Конституционного Суда хочется подчеркнуть позицию, в соответствии с которой «бремя доказывания размера возмещения не возлагается на самого реабилитированного», а любые сомнения относительно такого размера должны толковаться в его пользу.

Таким образом, Конституционный Суд пришёл к выводу о неконституционности положений пункта 4 части 1 статьи 135, статьи 401.6 и пункта 1 части 1 статьи 401.10 УПК РФ, которые позволяют с момента вступления в силу судебного акта о возмещении расходов на оплату юридической помощи в течение неопределённого срока принимать решение о пересмотре этого акта и возврате сумм, присуждённых реабилитированному.

Законопроект № 95216-8 был внесён (и впоследствии принят) во исполнение этого решения.

В адвокатском сообществе этот законопроект оценивается как полезный и логичный. Отмечается, что прогрессивные, понятные и применимые выводы Конституционного Суда сформируют для судов «дорожную карту» по вопросам реабилитации. Это позволит доверителям в будущем обращаться к помощи профессиональных защитников, не опасаясь дальнейшего отказа в возмещении судебных расходов со стороны государства.

По итогам принятия постановления производство по делу заявителя было возобновлено, а сформулированные в судебном акте позиции также использовались другими заявителями. Например, в Постановлении Второго кассационного суда общей юрисдикции от 11 июля 2022 года № 77-2455/2022 суд указал на необоснованность вывода нижестоящего суда о необходимости уменьшения размера подлежащего возмещению реабилитированному имущественного вреда. При этом в данном постановлении суд ссылался на позицию Конституционного Суда, в соответствии с которой высокая стоимость помощи, полученной от адвоката, не может служить основанием для сокращения объёма прав реабилитированного на возмещение причинённого ему вреда,

В Определении от 30 сентября 2021 года № 2125-О Конституционного Суда оспаривались пункты 2–5, 22.1, 28 Положения. В этом определении Суд указал, что адвокату не может быть отказано в возмещении расходов на проезд к месту производства процессуальных действий, а также обратно к месту жительства, работы, месту временного пребывания, если проезд имел внутригородской характер.

По мнению заявителя, проблема заключается в том, что:

транспортные расходы адвокатов возмещаются только в том случае, если защитники пересекали границы населённых пунктов для участия в заседаниях (использование внутригородского транспорта не учитывается при расчёте);

размер вознаграждения адвоката за участие в судах апелляционной и кассационной инстанций не увеличивается по сравнению с размером вознаграждения в суде первой инстанции;

отсутствует указание на финансовые службы апелляционных и кассационных судов общей юрисдикции как исполнителей решений о выплатах вознаграждения адвокату, участвующему в уголовном деле по назначению.

Итак, Конституционный Суд отказал заявителю, однако указал, что адвокату не может быть отказано в возмещении расходов на проезд к месту производства процессуальных действий и обратно к месту жительства, работы или временного проживания, но при условии, что это осуществляется внутри города. По мнению Суда, оспариваемые нормы не содержат какой-либо неопределённости и сами по себе не нарушают его конституционные права. Сославшись на Определение от 5 февраля 2009 года № 289-О-П, Конституционный Суд также напомнил, что действующее регулирование данных вопросов предполагает включение в состав процессуальных издержек расходов адвоката (защитника), которые связаны с его явкой к месту производства процессуальных действий. Обратное означало бы отказ государства от выполнения его конституционной обязанности по обеспечению необходимого объёма финансирования адвокатской деятельности, что означало бы нарушение статей 19, 37, 45, 48, 55 и 56 Конституции.

Свой отказ Суд аргументировал также и тем, что, во-первых, оспариваемым Положением устанавливаются иные критерии учёта сложности уголовного дела, в связи с которыми ставка адвоката увеличивается (например, при рассмотрении дел в Верховном суде субъекта или Верховном Суде РФ), а пересмотр этих критериев к компетенции Суда не относится. Во-вторых, «вид финансовой службы, на которую возлагается исполнение решений о таких выплатах, не влияет ни на размер, ни на сроки выплаты, ни на право получения подотчётными лицами или их представителями копий определения (постановления) суда (судьи)».

По итогам данного рассмотрения не было внесено никаких изменений в законодательство.

Эксперты положительно оценили позиции относительно транспортных расходов. В принятом Определении не указывалась необходимость пересмотра ранее вынесенных актов, однако заявитель обратился в Верховный Суд в рамках кассационного обжалования, где сослался на позицию Конституционного Суда, и дело было отправлено на новое рассмотрение.

В рамках данной категории дел также ставился вопрос конституционности ГПК РФ, в частности, пункта 5 части 1 статьи 244.6. Так, в Постановлении от 19 июля 2011 года № 17-П Конституционный Суд рассмотрел вопрос о возможности возвращении судом заявления о присуждении компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок в случае, когда срок производства по делу с очевидностью свидетельствует об отсутствии нарушения судопроизводства. Хотя в данном решении Конституционный Суд признал норму соответствующей Конституции, он определил её конституционно-правовое истолкование, которое должны учитывать суды при разрешении дел. Это решение интересно ещё и тем, что решение сопровождалось двумя особыми мнениями судей Конституционного Суда — Л.М. Жарковой и Г.А. Жилина. По мнению данных судей, постановление не устраняет неопределённость статьи 244.6 ГПК РФ, а сама норма требует законодательного изменения.

Конституционный Суд указал, что применение данного механизма подразумевается в случаях, когда возможно обойтись без исследования фактических обстоятельств дела и исходить исключительно из календарного сопоставления соответствующих процессуальных сроков. Вместе с тем Конституционный Суд указал и другое. В тех случаях, когда в силу специфики соответствующего дела одного календарного сопоставления процессуальных сроков недостаточно и необходимо исследование обстоятельств, оценка которых возможна при рассмотрении и решении судом дела по существу только в судебном заседании, применение данного механизма не предполагается.

В данном решении Конституционный Суд исходил из обязанности законодателя устанавливать условия осуществления процессуальных прав, которые отвечали бы требованию процессуальной эффективности и экономии, игнорирование которых привело бы к бессмысленному использованию ресурсов государства для разрешения дела. В частности, по мнению Конституционного Суда, возложение на суд обязанности возбудить соответствующее производство и рассмотреть его в заседании с участием заявителя создало бы предпосылки для злоупотребления данным правом.

В Кассационном определении от 28 января 2022 года № 51-КАД21-10-К8 Верховный Суд, опираясь на данные позиции Конституционного Суда, пришёл к выводу о несостоятельности решений нижестоящих судов в случае, когда продолжительность рассмотрения дела судами первой и апелляционной инстанции превысила общий срок рассмотрения дела в три раза. В таком случае для правильного разрешения спора необходимо, помимо исследования судебных актов, установить и проверить обстоятельства дела, что возможно исключительно в ходе судебного заседания.

Второй кассационный суд общей юрисдикции в определении от 4 декабря 2019 года № 88А-1380/2019 также ссылается на указанное постановление. Он указывает, что возвращение судом заявления о присуждении компенсации не может признаваться обоснованным, поскольку нижестоящим судом были установлены факты волокиты и неэффективных действий. Возвращение заявления допустимо исключительно в тех случаях, когда право на судопроизводство в разумный срок не было нарушено.

Ограничение прав адвокатов ведомственными нормативными актами

В Постановлении от 25 октября 2001 года № 14-П Конституционный Суд затронул проблему, связанную с порядком предоставления подозреваемым и обвиняемым, которые содержатся под стражей, свиданий с адвокатом (защитником).

В постановлении отмечалось, что в соответствии со статьёй 48 Конституции каждый задержанный, заключённый под стражу, обвиняемый в совершении преступления вправе пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента задержания, заключения под стражу или предъявления обвинения соответственно. Благодаря этому праву реализуются многие другие права и свободы человека и гражданина. С учётом того, что право на помощь адвоката (защитника) закреплена в Конституции, федеральный закон может лишь его детализировать, при этом не искажая его сущность. В связи с этим реализация права подозреваемого (обвиняемого) пользоваться помощью адвоката, в том числе иметь с ним свидания, не может быть поставлена в зависимость от соответствующего разрешения лица или органа, в производстве которого находится уголовное дело. Таким образом, положения частей 1 и 4 статьи 47 и части 2 статьи 51 УПК РСФСР не подразумевают какого-либо разрешительного порядка вступления адвоката в уголовное дело.

Конституционный Суд подчеркнул, что порядок и условия предоставления обвиняемому и подозреваемому свиданий, в том числе с защитником, согласно части 5 статьи 46 и части 4 статьи 52 УПК РСФСР, устанавливаются специальным Федеральным законом «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений». Однако положение пункта 15 части 2 статьи 16 данного Федерального закона допускает регулирование порядка проведения свиданий подозреваемых и обвиняемых с адвокатом, участвующим в деле в качестве защитника, посредством нормативных актов Министерства юстиции, что создаёт возможность для ограничения существенных элементов конституционного права пользоваться помощью адвоката, тогда как подобные ограничения могут устанавливаться только федеральным законом. Так, Федеральный закон «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» устанавливает, что с момента задержания предоставляются свидания с адвокатом по предъявлении им ордера юридической консультации, которые не подлежат ограничению по количеству и продолжительности. Тем не менее данным законом не определены исчерпывающие, точные и чёткие критерии условий и порядка реализации адвокатом права на свидания с содержащимся под стражей обвиняемым или подозреваемым. Подобная неопределённость позволяет произвольно толковать и применять положения названного Федерального закона. Положение пункта 15 части 2 статьи 16, как его толкует правоприменительная практика, служит основанием для отказа подозреваемым и обвиняемым в предоставлении свидания с адвокатом, если последний не имеет специального документа о допуске к участию в уголовном деле, выданного лицом или органом, в производстве которых находится уголовное дело, то есть предоставление таких свиданий фактически зависит от разрешения следователя, прокурора или суда.

Таким образом, оспариваемое положение Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» по смыслу правоприменительной практики недопустимо ограничивает право обвиняемого или подозреваемого пользоваться помощью адвоката, поэтому не соответствует Конституции.

Правовые позиции Конституционного Суда нашли отражение в Решении Верховного Суда о 31 октября 2007 года № ГКПИ07-1188, в котором суд удовлетворил требование заявителя и признал недействующим пункт 146 Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы, утверждённых Приказом Минюста России от 14 октября 2005 года № 189. Верховный Суд указал, что регулирование порядка проведения свиданий с защитником ведомственным актом ограничивает права защитника на оказание квалифицирующей юридической помощи. Это было подтверждено и в Кассационном определении Пятого кассационного суда общей юрисдикции от 29 июля 2021 года № 88А-5010/2021, где судом был сделан вывод о незаконном недопуске адвоката к подзащитному, поскольку порядок вступления адвоката в дело носит уведомительный характер. Жалоба временно исполняющего обязанности начальника СИЗО была оставлена без удовлетворения.

В деле № 22-699АП/2015, разрешённым апелляционным постановлением Нижегородского областного суда от 16 февраля 2015 года, заявитель указывал на незаконный характер действий начальника СИЗО, который воспрепятствовал ему в свидании с адвокатом. Суд данный аргумент не принял, указав на то, что в порядке, предусмотренном статьёй 125 УПК РФ, могут быть обжалованы в суд решения и действия (бездействия) должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование, при этом начальник СИЗО к таковым не относится. Таким образом, Нижегородский областной суд не воспринял позицию Конституционного Суда, создав препятствия для реализации права на получение помощи адвоката.

Противоположным примером судебной практики можно считать Решение Саратовского областного суда от 20 июля 2020 года по делу № 3А-189/2020, в котором на основании позиции Конституционного Суда о недопустимости регулирования конституционного права на помощь адвоката ведомственным нормативным актом суд пришёл к выводу о противоречии ведомственного приказа нормативным правовым актам высшей юридической силы. Кроме того, он признал положение региональной ведомственной инструкции МВД в части ограничений прав адвокатов на свободный доступ в здание ГУ МВД России по Саратовской области недействующим.

Постановление Конституционного Суда фактически было исполнено внесением изменений в законодательство. Так, Федеральный закон от 21 апреля 2011 года № 78-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон “О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений”» исключил порядок проведения свиданий с защитником из перечня вопросов, регулируемых правилами внутреннего распорядка. Кроме того, подтверждает внесение изменений в федеральный закон именно во исполнение постановления Конституционного Суда и паспорт законопроекта.

По информации «Адвокатской газеты», реализация права адвоката на свидания с подозреваемым или обвиняемым продолжает ставиться в зависимость от усмотрения конкретных должностных лиц. Ранее сотрудники ФСИН ссылались на пункт 4 статьи 49 УПК РФ, в котором говорилось, что адвокат «допускается» к участию в уголовном деле. Интерпретация этого пункта позволяла администрации СИЗО требовать у адвоката разрешения следователя или суда на свидание с подзащитным. По обновлённому закону адвокат вступает в уголовное дело при предъявлении ордера и удостоверения, а не «допускается» к участию в нём. Но сотрудники ФСИН продолжают отказывать в свидании, ссылаясь на закон о содержании под стражей, в который не были внесены соответствующие поправки.

В Постановлении от 26 мая 2022 года № 21-П Конституционный Суд коснулся вопроса, связанного с конституционностью пункта 25 части 1 статьи 13 Федерального закона «О полиции». Ссылаясь на это законоположение и внутреннюю инструкцию, сотрудники полиции не допустили адвоката в отдел полиции с мобильным телефоном, обладающим функцией аудио- и видеофиксации, а также функцией выхода в Интернет.

Конституционный Суд отметил, что право на получение квалифицированной юридической помощи наравне с иными правами и свободами человека и гражданина образует фундаментальную обязанность государства. Данные права являются непосредственно действующими, определяя смысл, содержание и применение законов, деятельность всех ветвей государственной власти и обеспечивая справедливое правосудие. Согласно Федеральному закону «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», адвокат является независимым профессиональным советником по правовым вопросам, который в рамках оказания квалифицированной юридической помощи, помимо прочего, имеет право фиксировать (в том числе с помощью технических средств) содержащуюся в материалах дела информацию, соблюдая при этом государственную и иную охраняемую законом тайну. Следовательно, Федеральным законом не только не запрещено, а, наоборот, прямо установлено право адвокатов при оказании квалифицированной юридической помощи использовать технические средства (в том числе мобильный телефон), по крайней мере в целях фиксации содержащейся в материалах дела информации. Вследствие этого данному праву корреспондирует обязанность органов публичной власти обеспечить такое право на основании и в порядке, установленном федеральным законодательством. Поэтому использование или неиспользование адвокатом технических средств не формирует содержания его деятельности по оказанию квалифицированной юридической помощи и не является содержательной частью права задержанного, заключённого под стражу, обвиняемого в совершении преступления пользоваться помощью адвоката и, соответственно, не может быть расценено в качестве оказания или неоказания юридической помощи (см. определения Конституционного Суда от 25 января 2012 года № 231-О-О и от 28 марта 2017 года № 542-О).

Конституционный Суд отметил, что анализ Федерального закона «О полиции», равно как и иных федеральных законов, свидетельствует о том, что в системе правового регулирования данные законы не содержат каких-либо правовых норм, ограничивающих проход адвокатов, оказывающих юридическую помощь по уголовным делам, в занимаемые органами внутренних дел административные здания с соответствующими техническими средствами, в том числе с мобильными телефонами, имеющими функции аудио- и видеофиксации, а также выхода в Интернет. Следовательно, оспариваемое законоположение не может служить основанием для установления должностными лицами полиции запрета на проход адвокатов в административные здания органов внутренних дел с такими мобильными телефонами.

Таким образом, иное толкование оспариваемого законоположения в системе действующего правового регулирования, которое допускало бы необоснованное воспрепятствование проходу адвокатов вопреки их правомочиям, связанным с оказанием гражданам в установленном федеральным законом порядке юридической помощи по уголовным делам, в административные здания органов внутренних дел с мобильными телефонами, имеющими функции аудио- и видеофиксации, а также выхода в Интернет, приводило бы к произвольному, не имеющему на то правовых оснований ограничению конституционного права на получение квалифицированной юридической помощи. В итоге Конституционный Суд признал пункт 25 части 1 статьи 13 Федерального закона «О полиции» соответствующим Конституции, выявив его общеобязательный правовой смысл.

Представителями адвокатского сообщества постановление оценивается как значимое для адвокатуры, подчёркивающее важность соблюдения профессиональных прав адвокатов. Высказываются также мнения о том, что позицию Конституционного Суда можно было бы назвать самоочевидной и в силу этого единственно возможной, если бы не такое активное и даже агрессивное отстаивание противоположной и откровенно незаконной позиции силовиками, порой при поддержке судов.

Возможность удаления защитника судом

В Определении от 22 марта 2012 года № 624-О-О Конституционный Суд рассмотрел вопрос о возможности удаления защитника судом. Суд указал, что в соответствии со статьёй 258 УПК РФ удаление судом защитника возможно в случае соразмерности данной меры воздействия допущенному им нарушению порядка в судебном заседании.

В этом определении важно то, что обязательным условием для удаления защитника является необходимость принятия соответствующего решения. Данное решение в обязательном порядке должно содержать описание обстоятельств неподчинения защитника распоряжениям председательствующего, а также достаточные аргументы в обоснование необходимости применения данной меры воздействия.

Конституционный Суд считает, что удаление защитника судом не может рассматриваться как недопустимое ограничение права на квалифицированную юридическую помощь и права на помощь защитника, поскольку подсудимый имеет право ходатайствовать о допуске к участию в деле другого защитника, а председательствующий имеет полномочие отложить слушание дела при невозможности заменить отстранённого адвоката другим. Подсудимый также не лишён права оспорить удаление защитника в вышестоящий суд.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда в Апелляционном определении от 19 сентября 2018 года № 49-АПУ18-9, сославшись на указанное определение Конституционного Суда, пришла к выводу о законности и обоснованности удаления защитника. Из данного апелляционного определения следует, что причиной удаления защитника стало нарушение им порядка в судебном заседании, выраженное в использовании реплик, проявляющих неуважение к суду, и в обвинении участников процесса в фальсификации материалов дела. Согласно мнению судебной коллегии, право подсудимого на защитника не было нарушено так как его интересы одновременно защищал другой защитник.

Полномочия органов адвокатского сообщества, обжалование их решений

В Определении от 25 января 2012 года № 124-О-О Конституционный Суд отметил, что положения законодательства, регламентирующие вопросы прекращения правового статуса адвоката, не ограничивают конституционные права граждан. Согласно его позиции, «отсутствие в пункте 5 статьи 17 Федерального закона “Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации” указания на конкретный порядок обжалования решений совета адвокатской палаты не препятствует обжалованию таких решений в суд в соответствии с порядком, установленным гражданским процессуальным законодательством». В свою очередь, положения статьи 17 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», согласно которым лицо, не отвечающее предъявляемым к адвокату требованиям, немедленно исключается из числа адвокатов, направлены на реализацию конституционного права граждан на квалифицированную юридическую помощь, которое предусмотрено частью 1 статьи 48 Конституции, путём создания механизма необходимого контроля за деятельностью оказывающих её адвокатов.

Таким образом, Конституционный Суд отказал в принятии жалобы заявительницы.

Впоследствии сформулированные Конституционным Судом выводы были отражены в практике судов общей юрисдикции. Так, Ставропольский краевой суд в Апелляционном определении от 15 января 2013 года по делу № 33–49/2013 отметил, что действующее законодательство не содержит препятствий для обжалования решений совета адвокатской палаты, в связи с чем было отменено определение нижестоящего суда об отказе в принятии искового заявления о признании незаконным решения квалификационной комиссии о присвоении статуса адвоката. Иркутский областной суд в Апелляционном определении от 19 апреля 2012 года по делу № 33–3403/2012, применяя выводы Конституционного Суда, отметил, что при оспаривании решения совета адвокатской палаты статус адвоката у лица отсутствует в период рассмотрения дела. В этой связи был признан ошибочным вывод нижестоящего суда, согласно которому было признано, что истец сохранял статус адвоката до разрешения дела.

В Определении от 11 мая 2012 № 838-О Конституционный Суд проверял на соответствие Конституции подпункты 2 и 3 пункта 2 статьи 17 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», которые касаются правомочия адвокатских палат прекращать статус адвоката за виновное неисполнение или ненадлежащее исполнение возложенных на него обязанностей.

Ссылаясь на Постановление от 23 декабря 1999 года № 18-П, Конституционный Суд ещё раз указал, что адвокаты, на которых закон возлагает публичную обязанность обеспечивать защиту прав и свобод человека, осуществляют публично-правовую деятельность, тем самым реализуя гарантии права на получение квалифицированной юридической помощи, которое предусмотрено частью 1 статьи 45 и частью 1 статьи 48 Конституции. Конституционный Суд установил, что деятельность адвокатов не является предпринимательской и не преследует цель извлечения прибыли. Кроме того, наделение адвокатов публичными функциями обусловливает необходимость организации эффективного контроля за их деятельностью с учётом того, что адвокатура как институт гражданского общества не входит в систему органов государственной власти и органов местного самоуправления.

В связи с этим Конституционный Суд пришёл к выводу, что наделение адвокатских палат правом прекращать статус адвоката за виновное неисполнение или ненадлежащее исполнение обязанностей не нарушает конституционные права заявителя, тем более что решение совета адвокатской палаты о прекращении статуса адвоката может быть обжаловано в судебном порядке (пункт 5 статьи 17 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»).

В определении также был затронут вопрос о введении законодательством бессрочного запрета на осуществление адвокатской деятельности для лиц, к которым применялась такая мера дисциплинарного взыскания, как прекращение статуса адвоката.

Конституционный Суд указал, что предусмотренное Федеральным законом «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» приобретение лицом статуса адвоката, в том числе в случае, когда ранее применялась мера дисциплинарной ответственности в виде прекращения статуса адвоката, возможно только путём подачи им заявления о присвоении статуса адвоката и сдачи квалификационного экзамена. Восстановление же прекращённого статуса адвоката возможно при отмене решения совета адвокатской палаты о прекращении статуса адвоката. Конституционный Суд не признал законодательное регулирование нарушающим права и свободы заявителя, поскольку отсутствовали доказательства применения в деле заявителя оспариваемых законоположений.

В Определении от 17 июня 2013 года № 907-О Конституционный Суд рассмотрел жалобу на подпункт 4 пункта 1 статьи 7 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», в соответствии с которым на адвоката возложена обязанность соблюдать кодекс профессиональной этики адвоката и исполнять решения органов адвокатской палаты, а также на пункт 2 статьи 17, определяющий основания прекращения статуса адвоката по решению совета адвокатской палаты субъекта Российской Федерации.

По мнению заявителя, оспариваемые законоположения Федерального закона не соответствуют статьям 17, 19, 29, 30, 33, 37, 46 и 55 Конституции, поскольку позволяют правоприменительным органам произвольно лишать адвоката его статуса. Конституционный Суд не нашёл оснований для принятия данной жалобы к рассмотрению.

Конституционный Суд снова сослался на Постановление от 23 декабря 1999 года № 18-П, согласно которому адвокаты, на которых законом возложена публичная обязанность обеспечивать защиту прав и свобод человека и гражданина, осуществляют деятельность, имеющую публично-правовой характер, реализуя тем самым гарантии права каждого на получение квалифицированной юридической помощи. То есть возложение на адвоката обязанности соблюдать кодекс профессиональной этики, решения органов адвокатской палаты и наделение адвокатской палаты правом прекращения статуса адвоката направлены на обеспечение адвокатуры квалифицированными специалистами, обладающими высокими профессиональными и морально-нравственными качествами.

Таким образом, оспариваемые нормы не были признаны нарушающими конституционные права заявителя, а прекращение адвокатской палатой статуса адвоката заявителя по предусмотренным законом основаниям и при наличии возможности обжаловать данное решение в судебном порядке — произвольным.

Впоследствии указанные выводы Конституционного Суда были использованы в практике судов общей юрисдикции. Так, Седьмой кассационной суд общей юрисдикции в Определении от 16 февраля 2022 года № 88–2544/2022 по делу № 2–1950/2021, применяя позицию Конституционного Суда, установил, что суд правомочен проверять решения органов адвокатской палаты. При рассмотрении дела с учётом установленных обстоятельств решения нижестоящих судов об отказе в признании незаконным решения совета адвокатской палаты были оставлены без изменения.

В Определении от 30 января 2020 года № 34-О Конституционный Суд рассмотрел вопросы предъявления профессионально-этических требований к мнениям, суждениям и комментариям адвокатов, которые они выражают публично, в том числе в Интернете. Конституционный Суд отметил, что установление подобных требований, как считается, обусловлено возложенными задачами и функциями адвоката, имеющими публично-правовое значение. Адвокат, будучи независимым профессиональным советником по правовым вопросам, призван обеспечивать защиту прав и свобод человека и гражданина во взаимодействии с органами государственной власти, что согласуется с предписаниями статьи 29 Конституции и статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. В то же время разрешение вопросов о возможном выходе заявителя при выражении своего мнения в Интернете за допустимые пределы осуществления права на свободу слова не входит в компетенцию Конституционного Суда.

Конституционный Суд в Определении 30 сентября 2021 года № 2118-О рассмотрел вопросы приобретения статуса адвоката, наделения адвокатских палат полномочиями по принятию обязательных для адвокатов решений, а также решил вопрос о проверке конституционности Кодекса профессиональной этики адвоката.

В этом решении Конституционный Суд подчеркнул, что регламентация вопросов, связанных с деятельностью адвокатуры, связана с конституционной гарантией государственной защиты прав и свобод человека и гражданина, в том числе права на получение квалифицированной юридической помощи.

Кроме того, приобретение статуса адвоката также выступает формой реализации права свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию (часть 1 статьи 37 Конституции). Содержащиеся в Конституции положения и ранее сформулированные позиции Конституционного Суда предполагают необходимость урегулирования статуса адвоката и адвокатуры в федеральном законе таким образом, чтобы они в том числе обеспечивали гарантии конституционных прав граждан, выбравших профессию адвоката (см. постановление Конституционного Суда от 18 июля 2019 года № 29-П).

Согласно предыдущей практике Конституционного Суда, наделение адвокатских палат контрольными и управленческими полномочиями согласуется с особым публично-правовым статусом некоммерческих организаций подобного рода (см. постановления Конституционного Суда от 19 мая 1998 года № 15-П и от 19 декабря 2005 года № 12-П и другие) и не выходит за пределы дискреции законодателя. Кроме того, согласно положениям оспариваемого законодательства, решение о приобретении статуса адвоката или об отказе в присвоении статуса не может реализовываться без ограничения по срокам. Помимо этого, из положений Конституции не вытекает ни конкретного порядка приобретения статуса адвоката, ни безусловного права на приобретение статуса адвоката. То, что акты органов адвокатуры в рамках предоставленных законом полномочий регулируют порядок принесения присяги адвоката, не нарушает права лиц, претендующих на приобретение статуса адвоката.

Оспариваемые законоположения были признаны не нарушающими права заявителя, поскольку непринесение им присяги было обусловлено его нахождением на службе в органах внутренних дел и затем его привлечением к уголовной ответственности.

Что касается проверки конституционности Кодекса профессиональной этики адвоката, то, поскольку он является корпоративным нормативным актом, Суд счёл, что его проверка находится вне компетенции Конституционного Суда.

Это решение было расценено адвокатами как ожидаемое и обоснованное. Так, неявка на принятие присяги в установленный трёхмесячный срок может свидетельствовать об утрате интереса к профессии адвоката. Помимо этого, часть адвокатов высказывается о том, что требование заявителя могло бы послужить поводом для рассмотрения вопроса об уточнении процедуры присвоения статуса адвоката в случае, если лицо, претендующее на статус адвоката, попало в ситуацию, когда принятие присяги в установленный срок стало невозможным по непредвиденным причинам уважительного характера.

Конституционный Суд в Определении от 26 октября 2021 года № 2322-О рассмотрел применение пункта 5 статьи 9, пунктов 5 и 8 статьи 15 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре», регулирующих осуществление адвокатской деятельности и вопросы изменения членства адвоката.

По мнению заявительницы, оспариваемые нормы препятствовали осуществлению адвокатом профессиональной деятельности на территории субъекта, где он не имеет место постоянного проживания, а потому противоречат части 1 статьи 27 и части 1 статьи 37 Конституции.

Конституционный Суд не нашёл основания для принятия жалобы к рассмотрению, поскольку закреплённое в части 1 статьи 37 Конституции право на труд и свободный выбор профессии не исключает право федерального законодателя регламентировать доступ к тем или иным профессиям и видам деятельности.

Соответственно, закрепив в Федеральном законе «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» порядок приобретения статуса адвоката (статьи 9–15) и регламентировав в том числе процедуру изменения членства в адвокатской палате, федеральный законодатель, действуя в пределах своих полномочий, определил важнейшие гарантии, обеспечивающие высокий статус адвоката. В частности, пунктом 5 статьи 9 названного Федерального закона в качестве гарантии свободы адвокатской деятельности и права граждан на получение квалифицированной юридической помощи было установлено право адвоката осуществлять адвокатскую деятельность без дополнительного разрешения.

В свою очередь, оспариваемые положения статьи 15 указанного Федерального закона наделяют Совет Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации правом определять порядок замены адвокатом членства в адвокатской палате одного субъекта Российской Федерации на членство в адвокатской палате другого субъекта Российской Федерации. Таким образом, предусматривается, что членство в адвокатской палате субъекта Российской Федерации является для адвоката обязательным.

По мнению Конституционного Суда, действующее законодательное регулирование не является ограничивающим профессиональную деятельность адвоката пределами территории субъекта Российской Федерации, в котором он зарегистрирован по месту жительства, поскольку указанные нормы гарантируют свободу адвокатской деятельности.

Выводы

В ходе анализа исполнения решений Конституционного Суда по проблеме нарушения прав адвокатов были сделаны следующие основные выводы:

Конституционный Суд стоит на том, что допуск адвоката производится после предъявления им адвокатского удостоверения и ордера. Данная позиция высказывается в Определениях разных лет (см., например, Определение Конституционного Суда от 23 июня 2016 года № 1432-О). Не стало основанием для ограничения права адвоката на проход в СИЗО и отсутствие у администрации изолятора сведений о вступлении адвоката в дело, поскольку Конституционный Суд указал на незаконность подобных отказов (см. Определение Конституционного Суда от 25 октября 2016 года № 2358-О).

В некоторых случаях после вынесения Определения Конституционного Суда сохраняется правовая неопределённость, поскольку разъяснения оказываются недостаточными (в частности, для должностных лиц и судов общей юрисдикции), а отсутствие изменений в законодательстве не позволяет гражданам защищать свои права с достаточной эффективностью. К примеру, Конституционный Суд отмечал (см. Определение Конституционного Суда от 15 ноября 2007 года № 924-О-О), что обеспечение лица защитником не может ставиться в зависимость от того, что проводимые с его участием действия осуществлялись не как уголовно-процессуальные, а как оперативно-разыскные. При этом проверка Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» на соответствие Конституции не осуществлялась. Как следствие, должностные лица запрещают защитникам присутствовать при проведении оперативно-разыскных мероприятий. Представляется, что внесение в Федеральный закон «Об оперативно-розыскной деятельности» положений об обеспечении лиц, в отношении которых проводятся оперативно-разыскные мероприятия, защитником позволит решить эту проблему.

Конституционный Суд последовательно отстаивает позицию, в соответствии с которой все ограничения существенных элементов права пользоваться помощью адвоката должны быть закреплены в федеральном законе и не могут содержаться в ведомственных актах. Данная позиция была высказана Конституционным Судом применительно к различным вопросам, причём как в 2001 году, так и в 2022 году (см. Постановление Конституционного Суда от 25 октября 2001 года № 14-П и Постановление Конституционного Суда от 26 мая 2022 года № 21-П). Несмотря на кажущуюся очевидность данного вывода, Конституционный Суд вынужден разрешать соответствующие вопросы в Постановлениях, поскольку сотрудники правоохранительных органов упорно отстаивают противоположную точку зрения.

Несколько противоречива позиция Конституционного Суда по вопросу о конфиденциальном характере взаимоотношений адвоката с подзащитным. С одной стороны, Конституционный Суд отмечает, что отступление от требования обеспечить конфиденциальность информации создаёт предпосылки для неправомерного ограничения права на получение квалифицированной юридической помощи. С другой стороны, Конституционный Суд допускает цензуру переписки подозреваемых (обвиняемых) со своими адвокатами, если имеются достаточные и разумные основания предполагать наличие в переписке недозволенных вложений (см. Постановление Конституционного Суда от 29 ноября 2010 года № 20-П). При этом «достаточные и разумные основания» — категория размытая, в связи с чем высказанная Конституционным Судом позиция не устраняет правовой неопределённости и позволяет подвергать цензуре переписку подозреваемого (обвиняемого) с адвокатом в практически неограниченном числе случаев. Таким образом, Конституционный Суд, с одной стороны, настаивает на сохранении конфиденциальности взаимоотношений, а с другой — прямо указывает на возможность её ограничения в отсутствие чётко определённого перечня случаев, когда это допустимо.

Сохраняются противоречия и в суждениях Конституционного Суда, касающихся производства следственных действий и оперативно-разыскных мероприятий в отношении адвокатов. Конституционный Суд настаивает на том, что обыск, связанный с доступом к материалам адвокатского производства, возможен только на основании судебного решения с указанием конкретных объектов обыска (см. Определение Конституционного Суда от 8 ноября 2005 года № 439-О). В то же время Конституционный Суд не обнаружил противоречия положениям Конституции о возможности проведения обследования помещений, зданий и сооружений, используемых для адвокатской деятельности, без санкции суда (см. Определение Конституционного Суда от 28 июня 2018 года № 1468-О). Конституционный Суд в качестве гарантий сохранения конфиденциального характера отношений адвоката с доверителем сослался на невозможность использовать в качестве доказательств сведения, полученные в результате обследования, когда они входят в производство адвоката по делам его доверителей. Однако отсутствуют какие-либо гарантии того, что полученные таким образом сведения не будут использованы правоохранительными органами, в том числе против подозреваемых (обвиняемых). При таких обстоятельствах дополнительная гарантия в виде необходимости получения судебного решения не была бы излишней.

Касательно проблемы разглашения данных предварительного расследования важное значение имеет указание Конституционного Суда на обязанность судов учитывать не только сам факт разглашения данных, но и существо разглашённых сведений, их соотношение с интересами предварительного расследования (см. Определение Конституционного Суда от 6 октября 2015 года № 2444-О). Однако статья 310 УК РФ сформулирована таким образом, что позволяет учитывать данные факторы лишь в рамках общих механизмов определения характера и степени общественной опасности деяния и назначения соответствующего наказания. Видится целесообразным дифференцировать разглашение данных предварительного расследования, не затрагивающих права и законные интересы участников уголовного судопроизводства, и данных, затрагивающих таковые, например, в различных частях статьи 310 УК РФ. Подобное изменение позволило бы в большей степени учесть позицию Конституционного Суда

Заполните форму

И наш менеджер свяжется с Вами в ближайшее рабочее время